Я натянул брюки и рубашку. Кровь гремела у меня в ушах, лицо горело. Обычно одно упоминание имени миссис Федерстон ввергало меня в панику. Богатая, пожилая, очень властная, она годы и годы допекала меня воображаемыми недугами своего пуделька Ролло.
Ролло был на редкость здоровым песиком. Как и большинство пуделей, его отличала крепость мышц. Он был способен взвиться с места на шесть футов вверх, словно на пружинах, но его хозяйка страдала настоящей ипохондрией — только болезни она придумывала не себе, а ему. С корыстной точки зрения, что может быть лучше денежной клиентки, готовой оплачивать регулярные осмотры совершенно здоровой собаки? Но я был сыт по горло. Снова, и снова, и без конца: «Право же, миссис Федерстон, то, что вас встревожило, это вполне нормальное явление». Или: «Уверяю, миссис Федерстон, вы волнуетесь совершенно напрасно…». Тут дама выпрямляется во весь свой внушительный рост и выпячивает подбородок: «Не хотите ли вы сказать, мистер Хэрриот, что мне все это приснилось? Что я не могу доверять собственным глазам? Бедняжка Ролло страдает, так будьте добры, примите меры!».
И каждый раз я трусливо подчинялся, отделываясь от нее с помощью какого-нибудь безобидного средства, которое не могло повредить песику. Но мне было мучительно стыдно. Я вынужден был признать, что боюсь этой женщины и в ее присутствии превращаюсь в зайца, в тряпку, позволяю ей небрежным движением руки отметать все мои робкие возражения. Ну почему я не могу поставить ее на место!
Однако в эту минуту, завязывая галстук и напевая что-то горящим глазам на багровом, отраженном в зеркале лице, я только диву давался — откуда такая непостижимая робость? И просто предвкушал предстоящее свидание с этой дамой.
Я сбежал вниз, сдернул с крючка белый халат, прорысил по коридору и увидел миссис Федерстон перед столом в смотровой.
Черт, а ведь она недурна собой! Очень, очень даже недурна. Странно, что не замечал этого раньше. В любом случае я твердо знал, как поступить: схвачу ее в объятия, влеплю звонкий поцелуй, хорошенько потискаю — и все былые недоразумения рассеются как утренний туман под ласковыми лучами солнца.
Я двинулся к ней и вдруг обнаружил нечто непонятное: она исчезла! Но я же видел ее тут всего секунду назад… Я заморгал и посмотрел вокруг недоуменным взглядом. Тут выяснилось, что она просто нырнула под стол. Славно, славно! Значит, она тоже в игривом настроении и затевает прятки.
Ее голова появилась над краем стола, и я весело крикнул:
— Ку-ку! А я вас нашел! — Но выяснилось, что она всего лишь нагнулась, чтобы водворить своего песика на стол.
Миссис Федерстон бросила на меня непонятный взгляд.
— Вы ездили отдохнуть, мистер Хэрриот? У вас такой яркий цвет лица.
— Нет, нет, нет и нет! Просто я в чудесной форме! Собственно говоря…
Дама поджала губы и нетерпеливо прервала меня:
— Я очень беспокоюсь за бедняжку Ролло.
Услышав свое имя, пуделек, выглядевший на редкость здоровым, принялся резвиться на столе и прыгать на меня.
— Беспокоитесь? Какой ужас! Расскажите же мне все! — Я подавил смешок.
— Ну, мы только вышли на вечернюю прогулку, как он вдруг кашлянул.
— Один раз?
— Нет, два. Вот так: хок-хок.
— Хок-хок? — Я с великим трудом сохранял серьезность. — И что случилось потом?
— Ничего не случилось! Разве этого мало? Злокачественный кашель?
— Но уточните, пожалуйста, вы имели в виду два «хока» или один «хок-хок»? — Я невольно хихикнул, сраженный собственным остроумием.
— Я, мистер Хэрриот, имею в виду однократный и опасный кашель. — В глазах дамы блеснул зловещий огонек.
— Да-да, — ответствовал я и достал стетоскоп. Выслушав пациента, я, разумеется, никаких отклонений не обнаружил, но готов был поклясться, что Ролло смотрел на меня извиняющимся взглядом.
Все это время смех у меня в груди старался вырваться на волю, и внезапно я испустил оглушительное «ха-ха!».
Брови миссис Федерстон взлетели к самым волосам. Она уставилась на меня и спросила ледяным тоном:
— Что вас так забавляет? — «Забавляет» она надменно растянула.
— Ну право же, это смешно до невозможности! — Я оперся о стол и закатился хохотом.
— Смешно?! — На лице миссис Федерстон изумление мешалось с ужасом. Она несколько раз открыла рот и лишь потом договорила: — Не вижу ничего смешного в страданиях беспомощного животного!
Укрытый надежным щитом жара и эйфории, я погрозил ей пальцем.
— Но он же ничуть не страдает, это и смешно! И никогда не страдал, сколько бы раз вы его ко мне ни приводили.
— Прошу прощения!
— Святая правда, миссис Федерстон. Все болезни Ролло — одни ваши выдумки. — Стол затрясся от моего смеха.
— Как вы смеете так говорить! — Дама прожгла меня высокомерным взглядом. — Вы ведете себя оскорбительно, и я не потерплю…
— Э-эй! Дайте мне объяснить! — Я смахнул с глаз пару слезинок и отдышался. — Помните, как вы расстраивались из-за манеры Ролло делать несколько шагов, приподняв заднюю ногу, а потом ее опускать? Я вам объяснял, что это привычка, не больше, а вы принудили меня лечить его от артрита?
— Ну да. Помню. Но я очень беспокоилась.
— Знаю. И вы мне не поверили, а он и сейчас так делает. И вполне здоров. Просто мелким собакам это свойственно.
— Возможно, но…
— Или тот раз, — продолжал, я, захлебываясь смехом, — когда вы заставили меня прописать ему снотворные таблетки из-за его жутких кошмаров.
— И правильно сделала! Он во сне так жалобно поскуливал и перебирал лапками, словно спасался от чего-то ужасного.
— Ему снился сон, миссис Федерстон. И наверняка приятный. Например, что он бежит за своим мячиком. Всем собакам снятся такие сны. — Я ухватил Ролло за голову. — И посмотрите сюда, ха-ха! Наверное, вы не забыли, как утверждали, что глаза у него чем-то зарастают. И не хотели поверить, что это нормальные третьи веки. И видите, они все еще тут, верно? Вот же они, а он прекрасно видит, ха-ха-ха! — Я окончательно потерял власть над собой и хотел было дружески ткнуть ее пальцем под ребро, но она вовремя попятилась.
Прижав ладонь ко рту, она не спускала с меня глаз. Брови ее так и поселились под сенью волос.
— Вы… вы несерьезно…
— Вовсе нет. Очень даже серьезно. И могу продолжать и продолжать.
— Право, не знаю, что сказать. Ну а его теперешний кашель?
— Можете забрать его домой, — ответил я. — Если он опять захокает, приходите с ним завтра, только никаких «хок-хок» больше не будет! — Я утер мокрое лицо и снял Ролло со стола.
Миссис Федерстон шла до входной двери, словно в трансе. Она то и дело прижимала ладонь ко рту, искоса недоуменно на меня поглядывала и хранила ошеломленное молчание.
Проводив ее, я вернулся в кровать и уснул с приятным сознанием, что легко и безболезненно покончил с неприятной проблемой. И как тактично!
Наутро я уже этого не ощущал. Мой веселый приступ разбивался обычным путем. После радостного возбуждения накануне — тяжелая апатия, уныние, отчаяние, а на этот раз и смутное грызущее раскаяние. Натянув одеяло под подбородок, я старался как-то разобраться в своих воспоминаниях о том, что происходило накануне. Какая-то жуткая каша!
Но едва я проснулся окончательно, меня поразило как молнией. Миссис Федерстон! О Господи! Что я ей наплел? Что я натворил? Я судорожно и тщетно пытался воскресить в уме подробности, но одно было