приютил тебя, нищую, без гроша, а ты и пальцем не хочешь шевельнуть, чтобы помочь ему заработать. Он будет умирать в бедности, а ты…
– Я не собираюсь торговать собой, чтобы помогать ему расширять дело. Ты ведь это имеешь в виду. Сэр Майлз заплатил тебе за мое тело, значит, ты просто грязная сводня, какими красивыми словами это ни называй. А теперь, тетя Пэт, я иду спать, а тебе не советую об этом рассказывать дяде. Он, может, твои методы и одобрит, но ему не понравится, если о такой «торговле» узнают соседи.
Пэт давилась слезами. Дженни отпустила ее, и, покачиваясь, та поднялась на ноги, схватив край подбитого бархатом плаща.
– Чей это плащ?
– Тебя не касается.
– Так все-таки ты шлюха, и единственное, что тебя не устраивает, – это мой выбор клиентов!
– Считай как хочешь, но тебя я не просила подыскивать клиентов. И работаю я на дядю Уильяма, а не на тебя.
– Убирайся с глаз моих, сука.
– С большим удовольствием.
Подобрав юбки, Дженни с независимым видом поднималась по лестнице. Пэт, исходя злобой, смотрела на нее снизу вверх. Что бы там ни шипела ей вслед Пэт, она не посмеет впутывать ее в свои грязные дела. Победа на сей раз осталась за Дженни. Позже Дженни выплачет в подушку все свои горести. И все же этот день ознаменован весьма важным событием: она сумела поставить Пэт на место.
Несколько последующих дней Дженни помогала Долли в лавке, и Пэт обращалась к ней только в случае крайней необходимости с леденящей душу вежливостью. Мягкотелый дядюшка Уильям, которого напряженные отношения двух близких ему женщин, живших с ним под одной крышей, весьма расстраивали, старался тем не менее ни во что не вмешиваться, предпочитая не выяснять, в чем причина конфликта.
Во вторник следующей недели все резко изменилось. Пэт влетела в гостиную, где Уильям, сидя у камелька, мирно посасывал трубку, в величайшем волнении.
– Милая, какое счастье на тебя нежданно свалилось? – радостно спросил он, даже привстав со стула от удивления. Он был несказанно счастлив тем, что полоса черной меланхолии у жены закончилась и она снова стала на себя похожа.
– Уильям, ты и представить не можешь, как я взволнована! – дрожащим голосом проговорила Пэт, подошла к окну, выглянула, чтобы успокоиться, и, обернувшись к мужу, спросила: – Какая новость была бы для тебя самой счастливой?
– Уж и не знаю, – с улыбкой набивая трубку, ответил Уильям. – Может, если бы меня избрали мэром Лондона или если бы голландцы подписали с нами мир.
– Да нет, что-то поближе к правде! – нетерпеливо воскликнула Пэт. – Что-то, что касается членов твоей семьи!
– Ну тогда, – со смехом откликнулся Уильям, – если к нашей хорошенькой Дженни посватается принц!
– Да нет, Уильям! Смотри – вот письмо, в котором нашу Дженни приглашают показать товар… Кому ты думаешь?
– Куда на сей раз вы меня посылаете? – из угла угрюмо поинтересовалась Дженни.
– В Уайтхолл! – не в силах больше тянуть, воскликнула Пэт.
– Во дворец? – хором откликнулись Дженни и Уильям.
– Во дворец, куда же еще? Вы знаете другой Уайтхолл в Лондоне? Наша португальская королева хочет посмотреть коллекцию наших лучших товаров. Особенно ее интересуют кружевные воротнички.
Дженни побледнела, глаза чуть не выкатились из орбит.
– Я – во дворец? К королеве Екатерине?
– Ты! В письме это специально оговаривается. О, Дженни, – порывисто обнимая племянницу, воскликнула Пэт, – слух о твоей красоте достиг двора!
Дженни хотела было убрать от себя руки назойливой тетушки, но та блеснула глазами: мол, не смей. Дженни решила пострадать ради дядюшки.
– Уильям, ты даже представить себе не можешь, как это здорово! Если сама королева будет делать у нас заказы, то от клиентов отбою не будет! Мы повесим письмо с королевской печатью на стену в лавке, чтобы все видели! И добавим к вывеске слово «эсквайр»!
– Когда мне надо явиться во дворец? – спросила Дженни.
– В следующий вторник. Уильям, посмотри, в какое время, а то я от волнения ничего не разберу. – На самом деле Пэт вообще разбирала грамоту с трудом, но не хотела этого показывать.
Уильям поднес пергамент поближе к очагу. Небо затянули тучи, и утром было темно почти как ночью.
– Я принесу свечи, – предложила Дженни.
– Ах ты, умница!
Дженни приветливо улыбнулась дядюшке, через плечо подглядывая в бумагу. Письмо было написано с такими закорючками, что и впрямь сразу не разберешь. Прямо не почерк, а произведение искусства.
– К девяти. Дженни, я правильно понял?
– Да, к девяти, – согласно кивнула девушка.