Меня интересовала куча вопросов, задать которые у меня раньше не было ни единого шанса. В тот же момент, когда Бэрронс увидел меня, он грубо перекинул мое тело через плечо, затащил в гараж, снял мой пояс и приковал меня к стальной опоре гаража. Я даже не пыталась сопротивляться: в Бэрронсе было больше стали, чем в столбе, к которому он меня приковал.

На скулах Бэрронса перекатывались желваки. Он отвернулся, подошел к маленькому столику на колесиках и подкатил его ко мне. Затем из одного из многочисленных ящичков для инструментов Бэрронс извлек длинную плоскую деревянную коробочку.

– Что ты делаешь? – осторожно поинтересовалась я.

Он молча доставал из коробочки предметы и расставлял их на столе передо мной. Сначала появились две бутылочки с жидкостями – красной и черной. Это что, отрава? Наркотик? Затем я увидела нож, очень острый, с длинным лезвием.

– Ты что, пытать меня собрался? – недоверчиво спросила я. Бэрронс вытащил темную свечу и продолговатый черный футляр. – Или читать надо мной заклинания? – Он что, правда это может?

– Я, мисс Лейн, – он открыл бутылочки, достал из кожаного футляра иглы и зажег свечу, – собрался нанести на ваше тело татуировку.

И Бэрронс принялся разогревать иглы в пламени свечи. Я поперхнулась воздухом.

– Ни в коем случае! Мама меня убьет.

Так эти жидкости были чернилами, а не наркотиком. Я не была уверена, что рада этому обстоятельству. От наркотиков можно избавиться. От чернил – вряд ли.

Он наградил меня тяжелым взглядом:

– Пора взрослеть.

Я и так взрослела – и неплохо справлялась с этой задачей, что бы он там ни думал. И то, что меня беспокоили мамины чувства, вовсе не было проявлением инфантильности. По-моему, как раз наоборот. Кстати, ее чувства я полностью разделяла. Я принадлежала к поколению, которое с удовольствием покрывало себя татуировками, пирсингом, увлекалось косметической хирургией и время от времени брилось налысо. Я же много лет назад поклялась себе сойти в могилу в том же виде, в котором появилась на свет, со скидкой на морщины.

– Ты не будешь татуировать меня, – произнесла я.

– Остановите меня.

Его улыбка была так похожа на кошачью, что я почувствовала, как у меня на макушке начинают пробиваться мышиные ушки. Бэрронс был предельно серьезен. Он приковал меня к железному столбу, а теперь собирался нанести на мою кожу татуировку. Он будет стоять рядом со мной, методично и неторопливо наносить узор на мою обнаженную кожу, и этот процесс может занять несколько часов, в зависимости от сложности татуировки. От одной мысли об этом я почувствовала тошноту и головокружение.

Я приказала себе сохранять спокойствие. Пора дать ему решительный отпор. Я отговорю его от этой затеи.

– И чего ради ты собрался татуировать меня, Бэрронс? – спросила я самым рассудительным и спокойным тоном, на который была способна в своем положении.

– Дизайн содержит заклинание, так что в следующий раз, когда вы решите поддаться детским капризам, я смогу определить ваше местонахождение.

– Капризам? – Я яростно завозилась, гремя цепью. – Это был не каприз. Тебя там не было, ты не мог помочь мне с Тенями, так что я заключила лучшую сделку из всех возможных вариантов!

– Я говорил не о В'лейне. Я имел в виду ваше решение остаться в стране Фейри.

Все, теперь он довел меня до белого каления.

– Ты понятия не имеешь, на что это было похоже! Моя сестра внезапно погибла, и вдруг она появилась передо мной! Я смогла увидеть ее, коснуться ее, снова услышать ее голос! Ты вообще знаешь, каково это – терять кого-то? Или правильнее будет спросить: ты хоть когда-нибудь любил кого-то кроме себя? Любил настолько, что не представлял себе жизни без этого человека? Ты вообще знаешь, что такое любовь? Я не пытаюсь оправдаться. У меня были слабости – и я с ними справилась. Я заставила иллюзию исчезнуть – своей собственной силой воли. Теперь я вижу иллюзии насквозь. И горжусь, что могу это делать. Люди, у которых есть чувства, иногда проявляют слабости, но первая часть этого предложения ничего для тебя не значит, не так ли? – ядовито продолжала я. – Тебе доступны лишь жадность, сарказм и, изредка, эрекция – вот только вызывают ее в тебе не женщины, а деньги, артефакты или книги. Ты ничем не отличаешься от других, играющих в эту игру. Ты ничем не отличаешься от В'лейна. Ты просто холодный, корыстный…

Его рука накрыла мои губы, и я спиной врезалась в холодный металл под весом его тела.

– Да, я любил, мисс Лейн, хоть это и не ваше дело. Я терял. Многое и многих. И – нет, я не похож на других участников этой игры. Я не похож на В'лейна. И эрекция у меня бывает отнюдь не изредка. – Бэрронс плотнее прижался ко мне, и я задержала дыхание. – Иногда ее вызывают не женщины, а мелкие надоедливые девчонки. И да, это я разгромил магазин, когда не нашел вас. Кстати, вам придется подыскать себе новую спальню. И мне жаль, что ваш уютный маленький мирок был разрушен, но это случается со всеми, и они продолжают жить дальше. От вас зависит, как вы будете жить.

Его рука ослабила хватку.

– И я собираюсь сделать вам татуировку, мисс Лейн, где и как захочу.

Его взгляд скользил по моей загорелой, смазанной маслом, очень голой коже. Крошечные розовые треугольники бикини практически ничего не скрывали, и если на пляже меня это нисколько не волновало, то здесь, в присутствии Бэрронса… Быть почти раздетой в его присутствии казалось мне таким же увлекательным, как плавание в бассейне с акулами.

Я не могла позволить ему пересечь и эту черту. Я должна была выиграть битву. Нужно взять себя в руки.

– Если ты это сделаешь, Бэрронс, я уйду отсюда сразу после того, как ты закончишь, и больше не найду для тебя ни единого ОС. Если ты силой сотворишь со мной такое, то все наши отношения закончатся. Я не шучу. Я найду кого-нибудь другого, кто сможет помочь мне.

Я смотрела прямо в его темные глаза. Я не упомянула о В'лейне, поскольку не собиралась размахивать алым плащом перед носом разъяренного быка. Вместе с решимостью на меня снизошло абсолютное спокойствие, которое я постаралась влить в свой голос.

– Не делай этого. Я иногда разрешала тебе командовать мной, но это не тот случай. Я не позволю тебе… – мне понадобилось несколько мгновений, чтобы подобрать нужные слова, – поставить на мне свою волшебную торговую марку, чтобы ты мог выследить меня где угодно и когда угодно. И это, Иерихон Бэрронс, не обсуждается.

Есть такие границы, за которые вы никого не должны пускать. Не всегда в этих границах есть смысл, и не всегда они ограждают по-настоящему важные вещи, но только вы знаете, насколько они необходимы, и, когда появляется кто-то, кто хочет их стереть, вы будете бороться до последнего, защищая их – и себя. А кроме того, кто знает, на что еще будет способна эта татуировка?

Мы молча смотрели друг на друга. В этот раз, даже если Бэрронс и пытался вести со мной один из наших молчаливых диалогов, я его не слышала, поскольку была слишком занята транслированием одного- единственного слова: «Нет». Словно в ответ на эту мысль я почувствовала, как разгорается огонь в странной части моего сознания, как вырывающаяся сила забивает все каналы передач, транслируя в направлении Бэрронса волну отрицания. Как внутренняя сила пытается магически усилить мое «нет», делая его более понятным, чем оно могло бы быть, произнесенное вслух.

Я была поражена, когда Бэрронс внезапно улыбнулся. И я поразилась еще больше, когда он сначала мягко засмеялся, а потом расхохотался от души. Я чувствовала, как смех зарождается в его груди. Его руки легли мне на плечи. Зубы Бэрронса светились на его смуглом лице. Он был наэлектризован, я чувствовала, как его жизненная сила буквально обжигает меня, мощной волной щекочет кожу, словно гладя ее энергией.

– Прекрасно, мисс Лейн. Именно тогда, когда я решил, что вы не что иное, как бесполезный комочек пуха с крашеными ногтями, вы показали мне клыки.

Не знаю, говорил ли он о моих способностях подбирать слова или о гнездящейся во мне силе ши-