– Потерять труп – это плохо, очень плохо, могила будет пуста, а на луне могил нет, – пробормотал Никита, – жалко труп.

Семен хватил водки, совсем немного, и они стали танцевать – простой разгульный человек и по-своему реальный старичок из пятого или седьмого тысячелетия нашей эры, кто его точно знает. Танцуя с Никитой, Семен не раз приближал свое лицо к будущему, ощущал его тело и дыхание. И вот тогда Семен окончательно обалдел, и, может быть, навек. Благодаря своей исключительной интуиции, Семен вдруг почувствовал, что тело старика словно пустое, но не то чтобы в буквальном смысле, а какая-то существенная неопределимая стихия нашего тела в нем отсутствует.

И глаза старичка странно менялись, то в них мелькала детская простота, то бабья нежность, то ученость, то поэзия, то испуг – и все это слегка, моментами, и тут же исчезает, проходит, как мираж столетий. В самих же себе эти глаза оставались леденящими, неподвижными и безразличными ко всему, смотрелись страшно в безумии своего покоя.

«Король, он – король! Как я раньше не догадался» – вскрикнул про себя Семен.

Следующим утром Семен еще спал, с измененным нутром, как раздался истерический звонок в дверь. Кружалов открыл, хотя был в одних трусах. Как вихрь, в квартиру ворвался Павел – приехал с дачи, еще тепленький после ночной встречи с Безлунным.

– Не узнаете разве? – с отчаяньем в голосе сказал Павел. – Я от Марины и от Черепова! Помните, еще у Марины встречались?

– Да все я помню, – угрюмо сказал Семен, натягивая одежонки. – Раз от Марины, то проходите.

– Мне о вас столько рассказывали, – добавил Далинин.

Семен промолчал. Сели.

Но Кружалов сразу взял быка за рога.

– Хочу вас предупредить, Павлик, что труп из меня вышел, – без обиняков, с народной прямотой высказался Семен и высморкался. – С помощью Марины. Если вы надеялись на мою трупность, то зря тратили время.

Павел прямо подпрыгнул.

– Что вы, что вы, Семен! – вскрикнул он. – Меня больше всего привлекало то, что вы из простого народа, а контакт у вас с нами полный! Конечно, Марина подсказала, но ведь какую же нужно интуицию иметь, какое свое нутро!

– Нутро у нас есть. Вы вот диковатого старичка зря не заметили…

– Я всех замечаю таких. Не только в вашем подвале… И Егор Корнеев, мой друг, тоже…

– Тогда мы с вами завсегда друзья. Образование ваше не помеха, главное – нутро…

– В этом случае я тоже буду прям, как военнослужащий все равно. Хочу видеть Никиту!

– Никиту?! Он – король, настоящий король!

– И что?

– Он был у меня, но не вышло. В смущение меня ввел.

– Так что, он не придет теперь к вам??!

Выяснилось, что вряд ли придет. Павел беспомощно развел руками, но Семен, хмуря брови, мрачно утешил его.

– Художника в подвале помнишь? – сказал он. – Так тот все знает. Хотя, где Никита живет и живет ли он вообще – про это, конечно, никто не знает. Но есть тут дурачок один, смехун, который часто ни с того ни с сего хохочет. Но не плачет потом, не подумай, – добавил Семен. – Похохочет себе и вроде бы успокоится. Так вот Никита к нему симпатию имел. Их редко, но видели вместе. И художник наш знает, где живет смехун этот, потому что был у него из-за какой-то картины, которая валялась у смехуна под кроватью где-то. Художник наш не так уж часто, но заходит в подвал, ночует, любит там все: и сырость, и картины, и людей, и крыс. Он у нас часто рисует в темноте, не видя ничего. Говорят, такой способ рисовать есть. Он и выставки какого-то Самохеева у нас устраивает, картинки страшные в подвале висят, но Самохеев этот никому и нигде не известен, его не продашь, – разговорился вдруг Семен, – хотя наш-то считает его гением. Нашего звать Всеволодом, сирота он.

По мере углубления в разговор Паша удивлялся: трупность действительно исчезла и мрачности меньше от этого.

Трупность, решил Павел, ушла куда-то внутрь, растворилась в нутре, словно какое пиво или квас.

– Вы помягчели как-то, Семен, стали разговорчивей. На труп это не похоже, – заметил Павел.

– Нет, просто во мне теперь другое, – вздохнул Семен.

Но Павел «другое» не заметил, решив уйти, бежать, но не в подвал, а сначала к Егору. Как это он позабыл о нем сейчас, они ведь на равных, а к Марине идти страшно, да и не надо, а Егор все соединит. Надо хотя бы ему все рассказать о новом лике Безлунного, хотя, может быть, это был сон, но пророческий, поэтому в нем все равно истина, сон это или нет.

Павел опять ошеломленно посмотрел на Семена, упомянул снова Никиту. На это Семен только покачал головой, и Павлу было непонятно, почему он называет Никиту «королем». К тому же слышал ли он от Марины версию о Никите как о госте из грядущего? Непохоже было. Расстались чересчур весело, но Павел тут же поехал к Корнееву.

…Егор все эти дни тоже пребывал не в забвении. «Психопат из будущего» не так уж занимал его. Но все эти вихри жизни и времени все больше и больше возбуждали в нем желание увидеть себя перед концом мира, перед концом времен и всех космических циклов в конечном итоге.

Но только бы не сойти с ума от всего этого. Где он будет перед этим концом – в Вечности, в бездне