Коля завыл, но уже не своим голосом. Марина внезапно встала и отозвала Корнеева и Далинина в сторону.
– Ну, надеюсь, вы все поняли, – сухо сказала она. – Этот тоже попал в дыру, как и вы, Павел. Но не вернулся. Он из будущего, из очень далекого будущего. Хуже того, вероятно, он еще и безумец. Безумец – пришедший к нам оттуда, из грядущих времен.
…Возвращались втроем на все той же машине, которую Марине иногда одалживала ее родная сестра. Паша еще с утра плохо себя чувствовал, и Марина обещала его подбросить.
– Отчего же он спятил-то? – мрачно спросил Корнеев.
Москва мигала дальними огоньками.
– Видно, хорошие времена нас, человечество, ожидают под конец, – усмехнулась Марина. – Я знаю его историю. Когда он попал к нам, сюда, в наше время, его приняли за обычного душевнобольного. Его лечили, но ничего не поняли и быстро отказались. Врач был идиот. Но Никита потом попал в крепкие, тайные руки, неофициальные, конечно. Его исследовали, и я по своим каналам совсем недавно все уточнила. Хотя и сама догадывалась…
– И как же убедились, что он из будущего?
– Долгая история. Во-первых, язык, с которым он заявился к нам. Такого языка еще никогда не было, хотя какие-то корни есть. Во-вторых, одежонка, и кое-какие вещицы. Ну и исследование психики… Хорош он, одним словом, вылупился…
– Какой кошмар. Вот несчастный!
– Такое ощущение, что наоборот: он и сбежал к нам от очень большого горя.
– И что потом?
– Тяжело ему было и легко. Назвали его Никитой. Ни отчества, ни фамилии, ни отца родного, ни матери… Где-то прятали… Но он попривык, стал говорить по-нашему…
– И какая же картина будущего?
– Трудно отделить, где он якобы бредит, а где действительно черты этого будущего, – вздохнула Марина. – Но кое-что любопытное найдено. Но это не моя сфера интересов, как вы понимаете, мальчики… Надеюсь, вы постигнете…
Павлуша во время этого разговора подавленно молчал.
– Но я хочу найти себя в будущем, а не психопатов там, – отпарировал Корнеев. – И надеюсь, в лице Никиты я не увидел свою судьбу.
– О, ну что вы, Егорушка… Но ведь бывает гораздо хуже, чем этот случай… Лучше бы вы сейчас, в данной жизни подумали о себе, пока не поздно… Впрочем… ну да ладно, – прервала себя Марина.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 12
Клим Черепов вылез из канавы. Отряхнулся и пошел вперед. Было уже раннее утро.
В его окружении Клима иногда называли просто «череп». И даже в потоке истерики читали ему стихи:
Но в сущности Черепов был одинок. И это несмотря на свои тридцать с лишним лет. Да и трон тоже не виделся. Но он неутомимо шел по пути, которому, казалось, не было конца. Вокруг – поле-полюшко, шоссейная дорога с редкими машинами, и пространство бесконечно, втягивает в себя, и до Москвы пешком не добредешь…
Но железнодорожная станция при подмосковном городке не так уж и далеко. Бесконечность сама по себе, а городок и пивная там – тоже сами по себе.
Лицо Черепова выражало полное отсутствие всякого беспокойства и тревоги. Он был уверен, что мир этот рано или поздно рухнет, его не будет, поэтому отчаиваться не в чем. Не будет, так и не будет. И без Вселенной можно обойтись.
Шел он не спеша и наконец достиг полужеланного городка. Сразу отыскал странно-пустую не то пивную, не то столовую, почти какую-то деревенскую, взял три пива и присел у столика с мухами, но у окошка. Летнее солнце светило, но не очень. Черепов хмуро поглядел на него, потом на баб, полных скрытой жизни, и бредущих по улице гусей, и кур в стороне. Удовлетворенно зевнул, но тут заметил кота, тупо глядящего на него с подоконника.
Как только Черепов взглянул на него, кот сам пошел и прыгнул на стул рядом.
«Вот он прав, – подумал Черепов. – Он не рвется незнамо куда, как эти все московские, метафизические, мистики, эзотерики, а просто ждет, что с ним будет. И никаких истерик, никаких вопросов».
Черепов и сам себя считал таким «ожидающим», потому и почесал кота за ухом. Подошла кухарка и сказала, что кота нельзя чесать, он волнуется после этого. Черепов не удивился, это качество давно исчезло в нем, но он посмотрел на кухарку так, что она ушла. А кот замер на стуле.
Клим довольно хорошо знал метафизическую московскую компанию, и Далинина и Корнеева, и Таню и Марину, практически всех, наиболее сложных, и даже Орлова видел один раз, но слышал многое о нем.
И все их стремления он отрицал, хотя перед Орловым испытывал какой-то неприятный ужас. Отрицал он их потому, что считал, что человеку не дано, просто невозможно проникнуть в абсолютно запредельное, в последние тайны. Метафизическая революция возможна только сверху, то есть когда Нечто высшее, что люди обычно называют Богом (хотя, Черепов полагал, что это слово слишком измызгано мелким человеческим разумом), или уж лучше сказать, Абсолютная Реальность смахнет, как бред, этот, до комизма несовершенный мир. Сверху придет Новая Бездна и сметет все (и природу, и культуру, и религии, и надежды на единство с Ней Самой, с этой Бездной), и из ее Пропасти воздвигнется совсем иное, иное Бытие… Но вовсе не глупо-райское, а непостижимо-бездонное, великое, сверхзагадочное, и воссозданное вовсе не для так называемого счастья каких-то глупых тварей. В этом Черепов был убежден. Но немыслимо людям как-то