икону Влахернской божьей матери, которая красовалась на самом видном месте. Ее риза сияла спокойным блеском старого золота и гранями алмазов, как сияла уже в течение столетий.

Евмения охватывала легкая дрожь, когда он взглядывал на икону. Но бывший настоятель умел владеть собой, и только угрюмая улыбка пробегала у него на устах при мысли, какой начнется переполох, когда откроется пропажа драгоценной ризы.

Андроклу в это время тоже приходилось нелегко. Еще две-три встречи с Левкиппом в окрестностях эргастерия окончательно вывели ювелира из душевного равновесия. Недаром говорится, что у страха глаза велики. А ведь дело-то было совсем простое. У свечника Иакинфа, лавка которого находилась невдалеке от заведения Андрокла, исчезали свечи. И торговец просил сыщика выяснить, кто их воровал. Вот из-за этого- то грошового дела сикофант и болтался поблизости, возбудив у ювелира самые мрачные опасения.

Андрокл поставил себя на место Левкиппа и стал рассуждать.

«Подлинная риза Влахернской божьей матери исчезла, – говорил воображаемый сыщик. Она заменена поддельной, которая сработана с необычайным искусством. Кто обладает таким искусством? Не многие аргиропраты, и первый среди них Андрокл. Но уличить его будет нелегко, преступление покрыто глубокой тайной. Нет сомнения, что сообщники виделись не только в эргастерии Андрокла, но и в его доме. Да, без сомнения, это так и было. Как-то раз, скитаясь у Константиновой стены в поисках одного воришки, я видел замаскированного человека, который ехал на Псамафийскую улицу. И этот человек походил как две капли воды на влахернца Евмения. Я-то думал, что почтенный протоиерей пробирается по своим любовным делишкам… А оно, оказывается, вот в чем дело!..»

Эти последние слова Андрокл выкрикнул вслух и сам вздрогнул от ужаса. Рассуждения напугали его потому, что он-то понимал, насколько они были справедливы. Ювелир снова представил себя сыщиком и продолжал рассуждать:

«Надо допросить всех рабов Андрокла. Не может быть, чтобы никто из них не заметил в его дворе замаскированного человека, ведь такие, наверное, не часто являются к ювелиру…»

«И вот тут-то Ольга меня и выдаст, – в отчаянии подумал Андрокл. – Я должен ее убить! Да, да, это единственный выход. Это поведет к небольшим неприятностям, но они ничтожны в сравнении с тем, что меня ждет, если русская невольница останется жива. За ее смерть, самое большое, придется заплатить пеню в несколько номисм… Вот только бы придумать причину, из-за которой я лишу ее жизни… А впрочем, сойдет и так…»

На следующее утро русский караван должен был покинуть Царьград, но ростовщик об этом не знал. Ольгу в этот день посетили дети, Неждан, Угар, купец Ефрем. Дождавшись ухода посетителей, которых пошел провожать Малыга, Андрокл разослал рабов по разным поручениям, оставив у ворот лишь Каллистрата.

Ольга уложила спать своего питомца и в глубокой скорби сидела у его кровати. Она только что распрощалась с детьми.

Оцепенение Ольги прервал хозяин. Он вошел с каким-то странным видом: его круглые птичьи глаза сверкали, а руки судорожно сжимались.

– Ольга, иди в каретник и жди меня там, – сказал он. – Я должен серьезно поговорить с тобой.

Женщина быстро встала. Безумная надежда мелькнула в ее душе.

«А вдруг хозяин решил отпустить меня и хочет объявить об этом наедине…» – подумала Ольга.

Она поспешила исполнить приказ Андрокла. Прошла по опустевшему атриуму и вошла в просторное помещение каретника. Ольга присела на подножку кареты и стала ждать. Минуты шли, а ювелира все не было. Он стоял у выхода из своих покоев с острым ножом в руках, но никак не мог решиться на убийство. Он многих должников довел до разорения и гибели, но зарезать человека своими руками…

Наконец, собравшись с духом, Андрокл растворил дверь. И в этот момент сильный стук потряс ворота. Калитка приоткрылась. Каллистрат разговаривал с какими-то поздними посетителями. Потом во двор вошла целая компания: купец Ефрем, за ним Зоря и Светлана, Неждан, бродник Угар, Ондрей Малыга.

Они отошли от Андроклова подворья версты на две, как вдруг Ефрем внезапно остановился.

– Нет, не могу! – отчаянно вскрикнул он. – Не могу…

– Чего не можешь? – спросил Угар.

– Не могу оставить здесь Ольгу! Чую, богородица накажет меня за нарушение обета. Пойдем назад. Буду торговаться с этим живодером: может, возьмет хоть не целую сотню золотых, а половину…

Зоря и Светлана, онемев от радости, следовали за Ефремом. И вот они снова на Псамафийской улице, у дома Андрокла, стучат, входят во двор. Их встречает Ольга.

Андрокл едва успел спрятать нож, когда русские подошли к нему.

Их поразил странный вид ювелира: казалось, он был чем-то сильно напуган.

– Что с тобой, почтенный Андрокл? – спросил новгородец.

– Зачем ты вернулся? – крикнул грек. – Чего еще вы от меня хотите?

Голос его звучал хрипло и растерянно.

– Видишь ли, Андрокл, мы покидаем Византию завтра ранним утром. И я хотел поговорить с тобой о выкупе Ольги в последний раз.

Ондрей Малыга перевел слова Ефрема. И вдруг внезапное чувство освобождения от невыносимого страха охватило ювелира.

Русские уезжают на рассвете! Значит, можно обойтись без этого опасного убийства, причины которого может раскопать проницательный Левкипп.

«Отдать, отдать ее, – лихорадочно думал Андрокл, – и отдать не за ту сумасшедшую цену, которую я заломил из жадности… Разве время думать о сотне номисм, когда дело идет о десятках тысяч, более того, о жизни… Ольга покинет Царьград через несколько часов, и тогда хитрый сыщик останется в дураках…»

Эта мысль так ободрила ювелира, что он любезно обратился к новгородцу:

– Чтобы русские люди не увезли из благословенного Царьграда воспоминание о жадности и неуступчивости ромеев, я меняю свое решение. Ефрем, я уступаю тебе Ольгу по законной цене – за десять номисм!

Малыга еще не кончил переводить, как все уже поняли смысл слов ювелира. Раздался всеобщий гул восхищения.

Дети со слезами радости бросились обнимать Ольгу. Ефрем крепко пожимал руку аргиропрату, а Неждан и Угар так громко восхваляли благородство Андрокла, что их, наверное, было слышно за версту кругом.

Взглянув на Ондрея Малыгу, который стоял с безнадежно унылым видом, новгородец воскликнул:

– Почтенный Андрокл! Заодно уступи мне и этого старого раба. Я полагаю, ты за него недорого возьмешь.

Ювелир прикинулся великодушным. Он сказал:

– Э, да что там, ладно, бери в придачу!

А сам подумал: «От него надо отделаться. Это тоже опасный свидетель. Он не раз видел, как Евмений приезжал ко мне в эргастерий».

Малыга низко поклонился бывшему хозяину.

– Весь век буду бога за тебя молить, почтенный Андрокл! – воскликнул Малыга.

Деньги у Ефрема с собой были. Он сразу же расплатился. Ювелир написал отпускную грамоту своим бывшим невольникам и приложил к ней печать.

– А с этой грамоткой их выпустят из города? – спросил осторожный новгородец.

– Не беспокойся, – с гордостью возразил грек, – мою печать все знают!

Как ни спешила киевлянка оставить место постылой неволи, она не захотела уйти, не попрощавшись со своим маленьким питомцем. Добрая женщина привязалась к ребенку, которого воспитывала долгие месяцы.

Стратон раскинулся в постельке, его полные щечки разгорелись румянцем, кудри растрепались… Ольга поцеловала мальчика в лоб, в последний раз поправила сползшее одеяло и печально подумала: «Бедняжка, какое горе ждет тебя завтра…»

Русские покинули дом Андрокла, не веря себе. Счастье, которое еще час назад казалось недостижимым, теперь было у них в руках.

Что заставило ювелира так круто изменить свою позицию? Ни Ольга, ни ее друзья не подозревали этого, да и какое им было дело! Их переполняла несказанная радость, и они с улыбкой взглянули на чудаковатого