чтобы из-за игры зла не было»^*. […]

16 мая. Костюшкина жена пришла, ела один щавель, брюхо болит. Головеньский старик погорелый. 20 дворов сгорело. 2-й раз в 2 года.

Городенская Михайловна. Гиль [?] дал 4 четверти ржи, 4 овса, 2 десятины убрать и 30 дней — росту. «Вяжутся женихи». «Льготно».

Иван Иванович Рычагов. Боцманмант. 76 лет. Просят ведро вина мир, чтобы дать приговор. «Одному так-то дали, а он не поставил. Дай вперед».

Мещанин 67 лет, трясется от холода.

Почетный гражданин в пальто, с мешочком.

Григорий Болхин. Парень в острог ездит. В 24-й камере сидит Костомаров солдат. Обещал лошадь показать. «Заушил» лошадь.

Никифор Печников телятинский просил на иструб.

17 мая. Бабы городенские о переселении. Федотова жена о корове.

Солдатка из Воробьевки. Сынишка в поносе кровавом. Молока нет. Хлеб и квас.

Мужик глухой, жалкий из Головенок, погорелый.

18 мая. Чурюкина старуха, приемыш. Слезы капают на пыль.

Александр Петрович. У Дмитрия Федоровича пища. «Не пышный стол».

Вечером у Василия Ивановича. Маликов и Соколов. Разговор с Соколовым. Он хотел бы, чтобы на земле было царство небесное. Горячий, честный малый. Домой пришел. Утром Сережа вывел меня из себя, и Соня напала непонятно и жестоко. Сережа говорит: учение Христа все известно, но трудно. Я говорю: нельзя сказать «трудно» бежать из горящей комнаты в единственную дверь. «Трудно».

Вечером рассказал, что Маликов делает больше для правительства, чем округ жандармов. С пеной у рта начали ругать Маликова — подлыми приемами, я замолчал. Начали разговор. Вешать — надо, сечь — надо, бить по зубам без свидетелей и слабых — надо, народ как бы не взбунтовался — страшно. Но жидов бить — не худо. Потом вперемешку разговор о блуде — с удовольствием. Кто-нибудь сумасшедший — они или я. […]

21 мая. Два головенские погорелые. У одного брат больной, вынесли, помер на другой день. Телятинская, большак сын попался в четвертый раз. Отнял мешки у знакомого мужика. Хоть бы сослали его с женой. У ней сын 15 лет незаконный. Странник-писец в синем, рыжий, беззубый. Кормится. Мужик из Иконок пьяненький. Нажил по откупам 30 десятин. Не хочу греха таить. Николаю помогал.

Спор — Таня, Сережа, Иван Михайлович: «Добро условно». То есть нет добра. Одни инстинкты.

22 мая. Продолжение разговора об условности добра. Добро, про которое я говорю, есть то, которое считает хорошим для себя и для всех.

Григорий Болхин, оборванная немецкая поддевка. Руки отваливаются от работы. Хлеба нет. Картошек нет. Девять душ семьи. Десять лет бьюсь хлебом. Пудов 90 купляю. Исполу посеял овес. Колеса не возвращают, все забывает становой. Статистические сведения.

Баба из Скуратова. Муж за порубку четыре месяца в остроге. Четверо детей — ни хлеба, ни картофеля.

(Вчера) подвез пьяненький бывший старшина, моложавый мужик, умный, гребенщик. Едут с ярманки. Гордится своим барином и знанием порядков.

Вдова с Груманта просила лошади посеять огород. Картошек нет.

23 мая. Монах-шатун. Александр Копылов — хворосту. Крестник шестипалый — слег. Пошел гулять. На пашне — бороны, хомуты, у края спят ничком мужик и мальчик. Собака черная в кусте. На дороге крыльцовская баба идет в Тулу — «хлеба нет, сын обещал сбиться на пудик мучицы». Рассказ о Сергее телятинском, как он ехал телега на телеге, встретил мужика пьяного с мукой, завернул лошадь, вынул мешки и потянул кафтан, разбудил. Тот проснулся, замахнулся напарником и скребанул по телеге — метку сделал. По телеге на телеге и метке и мешки нашли.

На мосту, бритый, в усах, рыжий, красный солдат. «Откуда?» — «Из Федоровки». — «Куда?» — «Камень бить». — «Какой волости?» — «Федоровской». — «Такой нет. Ты в беде?» — «В большой беде». Не доверял, потом сел со мной. Был унтер-офицер в карауле. Солдаты были в Плоцке, подкопали дверь, ушли. Судили и отдали в Мценск под присмотр полиции. Идет повидаться с родными. Они дадут билет на проход назад. Здесь десятник спросит, я скажу есть. Мало говорил, жалко. Но очень радостно. Человек — больше, чем Самарин. […]

25 мая. Зять Михайловны, сапожник. Глаза болят. Лошади нет, а взялся работать у Гиля. Таких три.

Лапотковская баба с теткой. Нельзя ли спасти? Платье сняли с мужика и оставили у станового, тот отдал пострадавшему. Не могут добиться толку. Послал к Ушакову^*.

Пошел гулять. На горке сидят бабы, старики и ребята с лопатами. Человек 100. Выгнали чинить дорогу. Молодой мужик с бородой бурой с рыжиной, как ордынская овца. На мой вопрос: Зачем? «Нельзя, начальству повиноваться надо. Нынче не праздник. И так бога забыли, в церковь не ходят». Враждебно. И два принципа — начальству повиноваться, в церковь ходить. И он страшен.

Мостовский молодой мужик, отец отпихнул без раздела, остался с средним братом.

27 мая. Щекинский просил на лошадь. Улыбка зубастая. «Сказывали, что в мае выдавать будут». Продал корову, купил лошадь.

Телятинская Елисеева, плачет, просит хворосту. Сын в Крапивне в замке.

Вахтер просится в Самару. Смотритель не выдает деньги вахтерам. Не держит комплекта, ему остаются деньги. Держит свиней. Огород.

Христинья поправила руку Урусову.

Статья К. Аксакова^*. Земля, сироты и государство — правительство. Земля отдает власть — Рюрик. Можно сказать, что этого желает народ. Но если этого желает, то и не делает величия государства и отдаст также охотно туркам. Правительство-то кто такие? Нехристи. И как отделить правителей от земцев — ноздри рвать?

В Старой Колпне на пожаре старуха бросилась за холстами в чулан, не попала в чулан и сгорела. Вытащили после.

28 мая. Мужик из Спасского посоветоваться о брате. Целый день Фет.

29 мая. Дочь молочной сестры, умильная, маленькая. Ни хлеба, ни избы.

[…] Разговор с Фетом и женой. Христианское учение неисполнимо. Так оно глупости? Нет, но неисполнимо. Да вы пробовали ли исполнять? Нет, но неисполнимо. […]

31 мая. Мать лапотковского, что в Сибирь ссылают. Плачет. Малый хорош. То жалко. Если сошлют, куда же нам идти.

Разговор с Таней о Василии Ивановиче^*. Мирские не понимают божиих. Нравственность будущей жизни Лизы и безнравственность жизни Тани^*.

3 июня. Кучер Хомякова, отец, сын и мать. Идут в Москву. Две погорелые старухи, головенские (коротко подоткнуты). Бибиков с Сережей и Кривцовым едут к царю с иконой в 700 р.^* Сережа читал дело о земле. Надо выписать. «Слушали, признав: земле — справка; приказали».

Ходил гулять, беседа с Иваном Андреичем.

4 июня. Солдат в поддевке с медалями, кривой, просит дочь выдать замуж. В ноги.

Анисья Морозова — лошадь обезножела.

Жаров. Злой, нахрапом лезет.

Дмитрий Федорович. Ошибся: Зорину. Тоже нет хлеба.

И у самого нет хлеба.

Мостовский остаток человека — старик, получил приговор о бедности. Идет в Крапивну. Александр