годов, в «Детстве», «Юности», в рассказах кавказского цикла, в Севастопольских рассказах (подробнее об этом: К. Н. Ломунов. «Язык жестов» в раннем творчестве Л. Н. Толстого. — Ученые записки Моск. госуд. педагогич. института им. В. И. Ленина, 1969, № 315, с. 144–152). Толстой использовал одно из изречений Лафатера в своих сборниках «На каждый день» (1906–1910) и «Путь жизни» (1910).

…известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре…  — В основу этого образа положены семейные предания, связанные с дедом Толстого по материнской линии, князем Н. С. Волконским. Впоследствии в своих «Воспоминаниях» (1903–1906) Толстой относит отставку генерал-аншефа Н. С. Волконского ко времени царствования Екатерины II: «Про деда я знаю то, что, достигнув высоких чинов генерал-аншефа при Екатерине, он вдруг потерял свое положение вследствие отказа жениться на племяннице и любовнице Потемкина Вареньке Энгельгардт» (т. 34, с. 351). В тексте романа события смещены: в черновых вариантах первой главы подробно рассказано, что князь Н. А. Болконский попадает в немилость при Павле I за дерзкий ответ на предложение государя жениться на его любовнице (т. 13, с. 78).

…в шифре… — Здесь — переплетенные в виде узора начальные буквы собственных имен; то же, что вензель. В других значениях шифр — знак отличия: резной вензель царицы или царя, знак фрейлинского звания и др. Ср. описание фрейлины Перонской накануне бала (т. II, ч. 3, гл. XIV): «…она в желтом платье с шифром вышла в гостиную». В рукописях одного из вариантов начала романа остался подробный набросок портрета «Аннет Б.» (будущая А. П. Шерер), где особенно подчеркнуты атрибуты ее фрейлинского звания: «Она не была из тех фрейлин, которые только надетым в торжественные дни шифром отличаются от других смертных… Шифр она получила пять лет тому назад, и быть не на выходе и не на балах, a en petit comité <в тесном кружке> коронованных лиц стало ее привычкой» (т. 13, с. 74).

Вы не знаете аббата Морио?.. слышал про его план вечного мира… — Прототип аббата Морио — итальянский аббат Пьяттоли (Пиатоли), воспитатель князя А. А. Чарторыйского (см. коммент. к с. 318), оказывавший определенное влияние на политические взгляды Александра I (см.: С. Соловьев. Император Александр Первый. Политика — Дипломатия. СПб., 1877, с. 65–66). В 1794 г. Пьяттоли был арестован в Австрии как проповедник «опасных» революционных идей, но затем освобожден и в начале 1800-х годов, благодаря содействию А. Чарторыйского, оказался в Петербурге, где был принят в высшем свете. В черновиках первой части романа он был назван своим именем: «… скромный, чистенький старичок иностранец был еще более замечательное лицо. Это был l'abbé Piatoli, которого тогда все знали в Петербурге. Это был изгнанник, философ и политик, привезший в Петербург проект совершенно нового политического устройства Европы, которое, как сказывали, он уже имел счастие через кн. Адама Чарторыжского представлять молодому императору» (т. 13, с. 186). Аббату Пьяттоли принадлежал план «вечного мира», имевший свои истоки в идеологии французских просветителей, мысли Пьяттоли были близки якобинским кругам. Кроме трудов Руссо, Мабли, Сен-Пьера, Пьяттоли тщательно изучал Канта, главным образом его проект «О вечном мире». Толстой был хорошо знаком с этой идеей: «Проект вечного мира», написанный в конце XVIII в. французским аббатом Сен-Пьером, был опубликован с приложением полемических «Рассуждений о вечном мире» Жан-Жаком Руссо, одним из любимейших его писателей (см. коммент. к с. 28).

С рассуждениями аббата Морио о «европейском равновесии», «вечном мире» Толстой мог познакомиться также в книге А. Тьера «Империя и консульство» (об этом подробнее см.: Э. Г. Бабаев. Лев Толстой и русская журналистика 60-х гг. XIX в. Изд-во. МГУ, 1977, с. 132–134), наконец, идеи «вечного мира» были исключительно актуальны в эпоху наполеоновских завоеваний и входили в исторический и нравственный опыт современников Толстого, «непосредственных участников войн против Наполеона» (М. П. Алексеев. Пушкин и проблема «вечного мира». — «Русская литература», 1958, № 3, с. 24). В рукописях романа сохранилось подробное изложение аббатом Морио плана «вечного мира», соотнесенного именно с эпохой 1800-х годов, по которому Франции должен был противостоять блок европейских государств, причем могущество каждого из них не должно было быть опасным для соседей и исключало, таким образом, агрессию (см. т. 13, с. 193–195).

…заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. — См. коммент. к с. 9. В трактовке виконта Мортемара убийство герцога Энгиенского преподносится слушателям как чувствительная мелодрама, основанная на мотиве личной мести.

…чем-то à la Louis XV отзывалась эта фраза… — Толстой придавал большое значение подобного рода деталям. В одном из черновых набросков он подробно расшифровал эту особенность речи А. П. Шерер: «Говорила она, разумеется, не на своем языке, а на французском, и на французском одного известного мира, наследовавшего этот род языка от дворов Людовиков. На выражение каждой мысли, даже каждого чувства, были свои готовые, грациозные и красивые, формы, и естественно, что она употребляла их, придавая им, как умная женщина, свой личный характер» (т. 13, с. 74).

…белою бальною робой, убранною плющами мохом… — Роба — пышное старинное парадное платье. Плющ — ворсовая ткань, в зависимости от техники ее производства употребляемая нередко в качестве отделки. В старых значениях этого слова плющом также называли плоские украшения, плетеную плоскую тесьму, тиснения и т. п. Мох — тонкая, мягкая опушка, декоративный элемент одежды. См.: В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, т. 3, М., 1955, с. 132; т. 2, М., 1955, с. 352–353.