герцогства, и доставлен в Венсенский замок (март 1804 г.), обвинен военным судом и расстрелян во рву Венсенского замка. Казнь герцога Энгиенского вызвала возмущение в Европе и ускорила организацию новой коалиции против Наполеона (1805 г.). Александр I отправил Наполеону резкую ноту, протестуя против нарушения суверенитета Бадена и «пролития королевской крови», в то время как Пруссия и Австрия хранили молчание, хотя дело прежде всего касалось Германской империи, неприкосновенность границ которой была нарушена самым бесцеремонным образом.
Она отказалась очистить Мальту. — В 1798 г. остров Мальта, принадлежащий с 1530 г. рыцарскому ордену иоаннитов, был захвачен Бонапартом, а в 1800 г. занят английскими войсками. По Амьенскому мирному договору (1802 г.) Англия обязывалась очистить Мальту, но не выполнила этого условия. Попытки посредничества Александра I, предусматривавшего временное занятие Мальты русским гарнизоном, оказались безрезультатными.
— 10. Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. — Наблюдая в начале 1800-х годов растущее господство Наполеона в Европе, карта которой то и дело перекраивалась им по своему усмотрению, Пруссия не отваживалась открыто вступить в антифранцузскую коалицию. Мысль о «непобедимом», с точки зрения Пруссии, Наполеоне полнее развивалась Толстым в одном из черновых набросков начала романа и была включена непосредственно в авторскую речь (т. 13, с. 77). Князь К.-А. Гарденберг (1750–1822) — в 1805 г. министр иностранных дел Пруссии, занимавший двойственную позицию: то он считал нейтралитет гибельным для Пруссии, то высказывал опасения относительно того, что именно Пруссия может пострадать от войны с Францией, в то время как России войны бояться нечего; ранее (в 1795 г.) он добился выхода Пруссии из первой антифранцузской коалиции. Граф фон Х.-А. Гаугвиц (1752–1832) — влиятельный дипломат, пользовавшийся особенным доверием прусского короля, сторонник дружественных отношений с Францией, в 1803 г. министр иностранных дел, выполнял ряд ответственных поручений в сношениях с Наполеоном (см. коммент. к с. 198). Политическая деятельность Гаугвица, робкая и беспринципная, была непопулярна в патриотически настроенных кругах Пруссии.
…пресловутый нейтралитет Пруссии — только западня. — Нейтралитет Пруссии, провозглашенный основой ее политики, оказывался на деле поддержкой наполеоновской Франции в ее борьбе против Австрии, России и их союзников. Нерешительность, проявленная Пруссией в 1805 г., отрицательно повлияла на ход войны союзных держав против Наполеона: он получил возможность расправиться с участниками коалиции поодиночке. После капитуляции Макка под Ульмом и разгрома австрийских и русских войск под Аустерлицем Пруссия, готовившаяся к войне с Францией, так и не начала ее.
…ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. — Имя барона Ф. Ф. Винценгероде (1761–1818), уроженца Гессена, пользовалось известностью в военных и великосветских кругах. Он начал службу в рядах французской армии; в 1790 г. поступил в австрийскую армию и участвовал в Нидерландской кампании; в 1792 г. поступил на гессенскую службу и сражался на Рейне. В 1797 г. перешел в русские войска и вскоре был назначен адъютантом к великому князю Константину Павловичу. Быстро продвигаясь в чинах, Винценгероде уже в 1802 г. получил звание генерал-адъютанта. Винценгероде был послан в Австрию и Пруссию с планом общих действий антифранцузской коалиции. В ранних набросках первой части романа Толстой предполагал включить этот эпизод в светский разговор; на полях одной из рукописей осталось замечание: «Винценгероде в Австрии» (ГМТ). Склонить прусского короля Фридриха-Вильгельма III (1770–1840) к военным действиям, однако, не удалось. Австрия же, с излишней поспешностью, не дожидаясь подкрепления русских, выдвинула свои войска в Баварию и потерпела жестокое поражение под Ульмом. Кутузов использовал дипломатические способности Винценгероде, в то время генерал-адъютанта при его штабе, для переговоров с французами перед Шенграбенским сражением (см. наст. том, с. 215–216).
…виконт Мортемар, он в родстве с Монморанси чрез Роганов. — Виконт Мортемар — лицо вымышленное. Вероятным прообразом этого героя был граф Жозеф де Местр (1753– 1821), французский политический деятель, полномочный представитель сардинского короля при русском дворе в 1803–1817 гг., автор философских книг, мемуаров. На полях черновой рукописи начала романа сохранилась заметка: «У Анны Павл., J. Maistre»; он назван также среди членов легитимистского кружка в Петербурге (см. т. 13, с. 710). Известно, что, работая над «Войной и миром», Толстой использовал книги де Местра (см.: Б. Эйхенбаум. Лев Толстой. Кн. вторая. 60-е годы. М. — Л., 1931, с. 309–317). Имя Жозефа де Местра упоминается Толстым в т. IV романа (ч. 3, гл. XIX), где о нем говорится как об одном из «самых искусных дипломатов» эпохи войны 1812 г. Толстой не раз цитировал в различные годы остроумное замечание де Местра о трудности краткого изложения мыслей: «Извините длинноту этого письма. Я не имел времени сделать его более кратким». — «Предисловие к «The Anatomy of Misery» Джона Кенворти» (т. 34, с. 143); ср. также письмо к Е. В. Львову от 29 февраля— 1 марта 1876 г. (т. 62, с. 250), дневниковую запись от 5 марта 1906 г. (т. 55, с. 204), но сурово порицал его проповедь необходимости войны. Об этом он писал в трактате «Царство божие внутри вас» (1890–1893), в статье «Одумайтесь!» (1904) и особенно резко в «Круге чтения» (1904–1908) (см. т. 41, с. 474). Монморанси и Роганы — старинные французские дворянские фамилии, представители аристократической знати.
Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви. — И.-К. Лафатер (1741–1801), пастор, швейцарский писатель, автор «Физиогномики» (1775–1782; на русский язык переведена в 1817 г.), утверждал, что природа человека, его наклонности, характер, способности выражаются во всей его фигуре, а главное — в строении головы (черепа, лица), причем особенное значение приписывалось выпуклости (шишкам) черепа. Одно время с Лафатером в работе над физиогномикой сотрудничал Гете. В начале XIX в. теория Лафатера была очень популярна в Европе. Увлечение физиогномикой отразилось уже в раннем творчестве Толстого: в дневниковых записях 50-х