— Я бы тоже поставил на него.

— Вот это, конечно, было бы неправильно. Ты что, действительно хочешь выступать против Ахилла? Именно с ним встретится твой противник завтра в полуфинале. У нас есть деньги, крыша над головой, а у тебя все кости целы.

К ним подошел Леукон с кувшином вина и наполнил чашу Банокла.

— Еще несколько недель работы над твоими ногами, и ты бы победил его, друг мой, — сказал он, усевшись рядом с побитым воином. — Ты нарвался на обманный левый удар.

— Чувствовал себя так, словно попал под обвал, — пожаловался великан. — С нетерпением жду, чтобы посмотреть, как Ахилл получит несколько таких ударов. Это сотрет самодовольную улыбку с его лица.

Леукон покачал головой.

— Ахилл разберется с ним за несколько секунд, — мрачно заметил он. — И этот обманный удар слева не победит его. Никогда не видел, чтобы человек такого большого роста двигался так быстро.

— Ты поставишь на него в финале? — спросил Банокл. Леукон не ответил, и трое мужчин молча сидели и пили вино.

Одиссей с пятью охранниками вошел в ворота и прошел через двор, не сказав никому ни слова.

— Я собираюсь навестить Толстушку, — сообщил великан. — Дай мне несколько этих серебряных монет, Каллиадес.

Молодой воин открыл распухший кошелек, висящий на поясе, достал несколько монет и бросил их в протянутую ладонь Банокла.

— Не похоже на тебя, чтобы ты пользовался услугами только одной женщины, — заметил он.

— Никогда не встречал такую женщину, как Рыжая толстушка, — радостно ответил великан и, допив остатки вина, направился в сторону ворот.

Они смотрели ему вслед, а затем Каллиадес повернулся к Леукону.

— Банокл — человек, у которого нет забот. Кажется, в отличие от тебя.

Леукон молчал какое-то время, и двое мужчин сидели в тишине. Наконец светловолосый моряк заговорил почти шепотом:

— У Ахилла нет слабых мест. Он обладает скоростью, силой и невероятной выносливостью. И он умеет принять удар. Я видел, как он разбил противника вчера. Я бился с тем же человеком прошлым летом. Мне бы понадобился целый вечер, чтобы измотать его. Ахилл покончил с ним быстрее, чем я бы выпил чашу вина. Правда заключается в том, что я не смогу победить его, и мне трудно признать это.

Наполнив чашу, он жадно выпил. Каллиадес похлопал его по плечу.

— Выше нос, друг. Если тебе повезет, ты проиграешь в полуфинале, и твоему противнику придется встретиться с Ахиллом.

— Почему я не выиграю в полуфинале? Я побеждал этого человека три раза. Я присматривался к нему.

— Я пошутил.

— Леукон не тот человек, с которым стоит шутить, — сказал Одиссей, присоединившись к ним. — Как кулак? — спросил он бойца. Лишний день отдыха пойдет тебе на пользу, и нужна повязка для боя.

Леукон посмотрел через двор, туда, где Биас втирал оливковое масло в плечо.

— Чего нельзя сказать о Биасе. Плечо у него горит и сильно распухло.

— Я поговорю с ним попозже, — пообещал царь Итаки, — а сейчас мне нужно поговорить с тобой. Пойдем.

Каллиадес наблюдал за тем, как царь и боец вошли во дворец, затем пошел туда, где Биас массировал свои больные мышцы.

— Позволь мне, — сказал он, беря склянку с маслом и выливая его на ладонь.

— Спасибо, — поблагодарил его чернокожий моряк. — Не могу достать сзади.

Кожа Биаса была горячей на ощупь, мышцы плеча горели и распухли. Каллиадес нежно помассировал их, разминая узлы и суставы.

— Я видел, что Банокл ушел, — заметил Биас. — Снова пошел к шлюхам?

Молодой воин засмеялся.

— Это то, что он делает лучше всего.

— Вот чего мне недостает со времен молодости, — улыбнулся моряк. — Я сожалею об этом и о том, что я не смог бросить это чертово копье так, чтобы каждый мускул на моей спине не болел.

— Даже при этом только трое кинули дальше тебя.

— Завтра они все метнут копье дальше меня.

Позже, холодной ночью, когда двое мужчин сидели вместе, Биас спросил:

— Ты подумал, что будешь делать, когда закончатся Игры?

— Наверное, направлюсь на юг. Вниз до Фив у горы Плака, затем, может, в Ликию. Присоединюсь к войскам наемников.

— Ты возьмешь девушку с собой?

— Нет. Она останется в Трое с другом.

Никого поблизости не было, но чернокожий моряк наклонился ближе и сказал, понизив голос:

— Может быть, этот друг будет ей не рад. Ты знаешь это?

— Они больше, чем просто друзья, — ответил Каллиадес.

— Я знаю это, парень. Команда не знает, кто такая Пирия, но Одиссей сказал мне, что ты знаешь. Храм на Тере был построен на троянское золото. Приам — его покровитель. Ты думаешь, он позволит беглянке спокойно жить в Трое? Пока она здесь, Пирия будет представлять собой опасность для каждого, кто предоставит ей укрытие.

— Что ты предлагаешь, Биас?

— Я знаю, что ты влюблен в нее. Возьми ее с собой. Подальше от города, туда, где ее никто не узнает.

Каллиадес посмотрел в широкое лицо чернокожего моряка.

— Тобой движет только беспокойство за Пирию?

— Нет, парень. Это беспокойство за меня и за других на «Пенелопе». Если ее поймают в Трое и будут задавать вопросы, тогда мы все будем замешаны. Я не хочу, чтобы меня сожгли заживо.

Молодой воин молчал. Пирия говорила об Андромахе с любовью и энтузиазмом, ее лицо светилось от счастья и предвкушения встречи. Что с ней будет, если ее отвергнут? Или, хуже того, охрана Гектора возьмет ее под стражу? Мысль о таком исходе наполнила его страхом. Она обладала большой смелостью, но ее душа была очень ранима. Сколько еще предательств она сможет пережить?

— Ее не поймают, — сказал он наконец. — Я позабочусь о ней.

Приам сидел один в покоях царицы, завернутое тело Гекубы лежало в центре комнаты. От белья исходил тяжелый аромат духов, который скрывал запах смерти. Царь Трои не мог подойти к телу. Он сидел в дальнем конце комнаты с наполовину опустевшей чашей в руке. Согласно похоронным обычаям дома Илоса, его белая туника была разрезана на плече, правый рукав был испачкан серым пеплом, которым была осыпана и голова.

Приам допил остатки вина. Он ощущал присутствие Гекубы в комнате, царица стояла здесь и смотрела на него. Царь чувствовал ее неодобрение.

— Я должен был прийти к тебе, — прошептал он. — Я знаю это. Но я не смог. Это было выше моих сил. Ты понимаешь это, Гекуба. Я знаю, что понимаешь. Ты когда-то была самой красивой женщиной в мире. Я хотел запомнить тебя такой, а не пораженной раком старухой с желтой кожей и выступающими костями.