— Быть может, — пожал плечами окончательно успокоившийся хозяин, — но в Портленде никто не объявлялся. А я вот что думаю. В тех краях, — комендант понизил голос, — обитает морское чудище Кракемар. От его взгляда на людей великий ужас нападает. Вот и этот корабль, по всему видать, Кракемара встретил. Иные на нем с перепугу сразу околели, а прочие, ума лишившись, за борт сиганули, и все потопли.

— Да… — протянул гость, — дивная история.

Он пробормотал себе под нос: «Дай-то бог, что за борт все же не сигали…»

— Ну что ж, господин комендант, поедем, осмотрим побережье?

Прогулка по берегу была продолжительной, но довольно бессодержательной. Порой господин фортификатор спешивался и вымерял что-то шагами, влезал на прибрежные утесы, строил хитроумные комбинации из пальцев, глядя то на линию горизонта, то на солнце и что-то демонстративно подсчитывая в уме. Комендант и несколько сопровождавших его всадников были весьма заинтригованы действиями и многозначительными хмыканьями гостя, но вдаваться в расспросы не решались, сознавая, что планы будущих укреплений — дело секретное, и если уж будет им дозволено что-то узнать, то в свой час они узнают об этом непременно.

По возвращении господину фон Гау и его свите был предоставлен ночлег в комендантском доме, и, пожелав гостям добрых снов, страж Шеллборо удалился в свои апартаменты, велев слугам не беспокоить приезжих до рассвета. Когда в доме все улеглись и только мышиная возня нарушала объявшую цитадель тишину, многомудрый фортификатор вызвал в опочивальню слуг и усадил их в круг.

— Ну, что вы можете мне сообщить?

— Ничего, — покачал головой первый. — Я разговаривал со стражниками и с поселянами, доставившими в город пиво и снедь. В округе все тихо.

— Хорошо, — кивнул чужестранец. — Что у тебя? — Он повернулся ко второму.

— Тоже немного, — развел руками слуга. — Мне довелось услышать беседу в таверне. Спорили два купца. Один твердил, что валлийцы решили ни с того ни с сего примкнуть к войску нашего короля для похода на скоттов. Другой готов был держать пари, что никакие валлийцы никуда не пойдут, поскольку в ближайшие дни дочь тамошнего принца выходит замуж и у них сейчас приготовления к свадьбе идут полным ходом. А после свадьбы — когда еще празднество окончится да головы прояснятся.

— Занятная весть. И за кого выходит замуж принцесса?

— А вот этого купец-то как раз и не знал.

— Очень интересно. Свадьба с неведомым женихом. Это что-то новенькое! Быть может, здесь есть некий странный обычай, вроде того, что дочь принца выходит замуж за духа какой-нибудь местной горы или озера?

— Озера в Уэльсе и впрямь диковинные, не говоря уже о холмах, но обычая такого нет.

— Понятно. Вернее, абсолютно непонятно, ну да ладно. У тебя что нового? — обратился строитель крепостных стен и башен к третьему слуге.

— Да вот, слух тут ходит, какие-то разбойники объявились.

— Здесь поблизости?

— Нет. Неподалеку от Портленда. Ужасная банда. Они выбирают небольшие поселения, убивают людей, забирают скот, провизию… Три манора[59] уже выжгли дотла.

— Вот как? А скажи, — фон Гау обернулся к переводчику, еще недавно торговавшему в таком же небольшом городке в устье Темзы привозной фламандской шерстью и объехавшему с товаром Британию из конца в конец, — есть ли дорога из Портленда в Уэльс?

— Конечно. Прямо от Портленда к Бристольскому заливу. Там леса и пустоши, путь довольно унылый, городов нет. Так, небольшие селения.

— А эти три, — он вновь глянул на давешнего слугу, — как они называются?

— Тош, Вайтерли и Кименг, — завороженно глядя на хозяина, пробормотал тот.

— Эти самые Тош, Вайтерли и Кименг далеко ли расположены от дороги к Бристольскому заливу?

— Как раз по пути!

— Вот, значит, как. — Фортификатор запустил пятерню в свои густые волосы, точно гребнем прочесывая их ото лба к макушке. — Ну, стало быть, сыскался, друзья мои, следок принца Стефана! Да, черт возьми, сыскался, не будь я Гринрой!

Брат Россаль помедлил у порога, не решаясь потревожить благочестивые размышления настоятеля Клервоской обители. Даже для сурового устава монастыря время было чересчур позднее, и хотя шептались, что Бернар во всякий час не смыкает глаз и бодрствует от восхода до восхода, лишь крайняя необходимость могла заставить смиренных братьев потревожить сейчас отца-настоятеля. Но прибывшее известие по указанию самого Бернара как раз и относилось к особо важным. Брат Россаль поднял руку, чтобы постучать, когда услышал из-за двери:

— Входи же скорее, любезный брат! Что так долго медлишь?

Россаль удивленно воззрился на плотно сбитую дверь, в щели которой и солнечный луч не смог бы втиснуть свое жало. Как и всякий монах в обители, он двигался тихо, дабы шагами не отвлекать братию от молитв, пения псалмов и иных богоугодных занятий. Но задумываться, что и откуда знает отец-настоятель, с некоторого времени не стоило труда. Брат Россаль приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы в келью могла проскользнуть его сухопарая, изможденная постом оболочка души, и тут же невольно опустил глаза, встретившись с пылающим взглядом аббата.

— Говори же, — заторопил его Бернар. — Брат Гондемар прислал голубя?

— Да, — смущенно подтвердил монах. — Но… откуда вам сие известно?

— Мне было видение. Ангел Господень снизошел к моим мольбам и поведал, что наш посланец уже у цели.

— Брат Гондемар сообщает о том же, ваше преподобие!

— Еще бы! — Бернар ликующе воздел персты. — Когда Господь посылает нам знак милости своей, разве могут смертные помешать свершиться воле его? Как можем мы ныне видеть, посланец наш и впрямь достойный рыцарь, силою Божьего Креста одолевающий все трудности долгого и опасного пути. Теперь же его меч должен прийти на помощь Кресту Господню.

— Но он один против целого сонмища врагов истинной веры.

— Когда будет на то Господня воля, расточатся врази пред клинком его, как бежали они пред мечом огненным архангела Михаила. И поразит он великое множество врагов во славу Божью, — с жаром, скороговоркой выдохнул Бернар, глядя на брата Россаля горящими, точно свет маяка во тьме, глазами.

— Но ведь… — монах замялся, — в тех землях тоже обитают христиане.

— Что ты такое говоришь, брат мой? Они схизматики, они хуже неверных! Ибо неверный, упорствуя в своих заблуждениях, не ведает света истинной веры, эти же, извратив Божье слово, подвергают истину поруганию и потому достойны гибели. И пусть это будет кровь, реки крови, но так истина отмоется от скверны!

Помнишь, как сказано у Блаженного Августина? «Когда воин убивает врага, как судья или палач, которые обрекают на казнь преступника, я не считаю это грехом, ибо, поступая так, они исполняют закон».

Я же скажу тебе больше о воине христовом. Когда он предает смерти злодея, это не убийство человека, а дерзну сказать, искоренение зла. Он мстит за Христа тем, кто творит зло, он защищает христиан. Если он сам падет в бою, то не погибнет, а достигнет своей цели. Ведь он несет смерть во благо Христа, а принимает ее — во имя блага собственного.

Слова настоятеля звенели набатной бронзой, повергая в трепет смиренного монаха, опешившего от неожиданного яростного натиска.

— Что же сообщает нам сей достойный муж? — помолчав мгновение, спросил Бернар.

— По утверждению брата Гондемара, он поведал о вещах, более чем странных. По его словам выходит, что рутены намерены в ближайшее время напасть на Британию.

— Вот оно что? Прежде сии земли не вызывали у них сколь-нибудь заметного интереса.

— Вот и я говорю о том же.

— О чем же это свидетельствует?