на саму себя, Бена, Маккрея, Иден – на всех! Зачем ему было знать это? Почему он просто не остался в стороне? Наконец ключ попал в скважину, и она толчком распахнула дверь. Однако руки ее бессильно повисли. Она даже не попыталась втолкнуть Иден в комнату. Зачем? Маккрей был уже здесь. И все же она отказывалась смотреть на него, отказывалась смириться с мыслью, что он рядом.
– Был бы очень благодарен тебе, Бен, если бы ты на время забрал Иден. Нам с Эбби нужно поговорить наедине, – произнес Маккрей. Его голос был жестким и прерывающимся от волнения.
– Нам не о чем говорить, – отрезала Эбби.
– Есть! И ты, черт возьми, отлично знаешь, о чем. – Его голос зловеще понизился. Похоже, ему с трудом удавалось сдерживать бешенство. – Нам надо кое-что выяснить, прямо здесь и сейчас.
У Эбби не было иного выбора, кроме как подтолкнуть Иден к Бену.
– Иди с Беном, маленькая. Он тебя помоет. А я приду и заберу тебя через несколько минут. – Она выждала несколько секунд, пока Иден не оказалась на руках у старика. Затем резко повернулась и вошла в номер. Маккрей не отставал от нее ни на шаг.
Когда дверь с грохотом захлопнулась, Эбби ощутила, как быстро и мощно пульсируют ее вены. Казалось, кровь вот-вот закипит от неимоверного количества выделившегося адреналина. Ей так хотелось избежать этого объяснения с Маккреем, но сейчас, когда он, несмотря на все ее старания, был здесь, она была полностью готова к неизбежной схватке. Как ни странно, в глубине души она даже жаждала этого поединка.
– Значит, она моя дочь, верно? – спросил Маккрей прокурорским тоном.
Эбби волчком крутнулась на месте.
– Она моя дочь. Слышишь? Моя!
– Тебе отлично известно, что я имею в виду, черт бы тебя побрал! – Он был зол и нетерпелив. Губы его стали жесткими и тонкими, под кожей бешено ходили желваки. – Я ее отец.
– Ты ей никто. Просто прохожий, который купил ей мороженое. У нее есть только один отец – Доби. Именно его имя значится в ее свидетельстве о рождении.
– Вот, значит, зачем тебе потребовалось выходить за него замуж? Бедняга, должно быть, ни сном ни духом не ведает, как ты обвела его вокруг пальца. Попользовалась, как вещью! А?
Подавив в себе чувство острого стыда, Эбби упрямо пробубнила:
– Моему ребенку нужен был отец. И имя.
– Так ведь был у нее отец! Ах, чтоб тебе… У нее был я! И она могла носить мое имя! – Схватив Эбби за плечи, Маккрей заставил ее посмотреть ему прямо в глаза. – Дура ты, дура… Ты же знала, что я хотел жениться на тебе. Я любил тебя!
– Да только ты мне не нужен был. Вместе со всеми своими обманами и полуправдами… – Удивительно, но горечь прежних обид с прежней силой ожила в ее сердце. Словно все это она пережила только вчера.
– Однако тебе нужен был мой ребенок.
– Мне нужен был мой ребенок! Мой! И больше ничей.
Его пальцы еще сильнее впились ей в плечи.
– Можешь болтать, что хочешь, но факт остается фактом: я ее отец, и уж с этим ты ничего не поделаешь.
– А что это меняет? – зло возразила Эбби. – Каких-нибудь двадцать минут назад ты даже представления не имел, что у тебя есть дочь. И с чего бы это вдруг Иден стала для тебя так много значить? Ведь ты совсем ее не знаешь.
– А чья в этом вина? Или ты и в этом хочешь меня укорить?
– Ты ей не нужен. У нее есть все, что требуется ребенку, и не существует ничего, что бы ты мог дать ей сверх этого. Она счастлива и любима, одета, накормлена. У нее есть дом, семья, близкие, которые любят ее. А ты способен только причинить ей боль, посеять в ее душе смятение. Ты ничего не дашь ей, кроме несчастья.
– Все это – только твои утверждения, Эбби, – оборвал ее Маккрей. – Так говорить и поступать способна только ты. И речь тут не только о том, что было между нами, но и о твоих отношениях с отцом. Все та же проклятая ревность…
– Может, и так. Может, ребенку и в самом деле не нужен отец. А если и нужен, то уж, во всяком случае, не такой, как ты или мой папаша.
– А тебе никогда не приходило в голову, что твой отец мог одинаково любить и тебя, и Рейчел? И не объясняется ли его поведение тем, что он до конца жизни не избавился от чувства вины?
– Да что ты можешь знать об этом! Как можешь защищать его? – Она дернулась назад, пытаясь освободиться от его железной хватки, однако он и не подумал разжать пальцы. Маккрей по-прежнему заставлял ее смотреть прямо ему в лицо.
– Зато я хорошо знаю, что испытал, идя по этому коридору, впервые осознав, что у меня есть дочь. Я шел и думал, что должен был присутствовать при ее рождении, что должен был видеть ее первый шаг, слышать ее первое слово. Я должен был успокаивать ее, когда она плакала. Но меня там не было и быть не могло. И я чувствую себя виноватым за это, хотя не на мне лежит вина. А теперь подумай немного и тогда поймешь, что должен был испытывать твой отец, думая о Рейчел.
– Все совсем не так. – У нее не было желания спорить с ним по поводу вещей, о которых он не имел ни малейшего представления. Тем более что спор этот был затеян им исключительно из эгоистических побуждений. – Он любил ее, а не меня. Все, что доставалось на мою долю, – это остатки его любви. И то лишь потому, что я похожа на нее.
– Но разве не любил он вас одинаково?