должен. А то всё время так получается, что я перед тобой в долгу, даже неудобно. То сделай, это сделай… А ты мне как бы и не должен ничего.

— В смысле?

— В смысле — что у нас с тобой договорённость насчёт одних людей была. Мы под эту договорённость твоего щенка вернули…

— Там финансовый разговор был, — напомнил Ларри.

— Был. Только я бизнес по частям не понимаю. Мы сразу обо всём договорились, на берегу. Кто что делает, кто сколько платит. Я пока тебя нигде не кинул. А ты меня, похоже, кинул. Есть у меня такое понимание. Так что покуда своё не исполнишь, меня не беспокой. Время у тебя есть — сколько угодно времени. Я человек маленький — подожду, сколько скажешь.

И бросил трубку.

Ясно — Фредди совершенно взбешён. И чем дольше будет тянуться вся эта история, тем будет хуже. Ещё понятно стало, что протоколы он просто так уже не отдаст.

Значит, пора, как сказал Платон, выходить в открытую позицию. Но открытая позиция предполагала, что и американка, и Аббас могут быть одновременно предъявлены людям Фредди. Для этого американка нужна в городе — а ни её, ни Платона нет и не предвидится.

Позвонил местный секретарь Совета Безопасности Хож-Ахмет, с которым у Ларри сложились вполне товарищеские отношения. Спросил, как дела, в очередной раз выразил восхищение блистательно проведённой выборной кампанией, потом поделился сногсшибательной новостью:

— Федор Фёдорович через пару часов прилетает.

— Кто?

— Федор Фёдорович. Да брось прикидываться, Ларри, наверняка ты все и организовал. Мы, когда позвонили из Москвы, так и решили, что вы с Платоном Михайловичем устроили специально, чтобы Федор Фёдорович к нам первым после выборов приехал. Целую делегацию с собой везёт. Два самолёта. Вечером приём у нашего первого. В двадцать ноль-ноль. Вы с Платоном Михайловичем уж не опаздывайте — вы у нас герои. Списки на входе в здании администрации. Да и я встречу внизу.

Ларри положил трубку и помрачнел. На то, чтобы вытащить Платона с гор, времени практически не оставалось. Но хуже было другое — о предстоящем приезде Эф Эфа он и понятия не имел.

Хорошо, что местные думают, будто приезд новоиспечённого всенародного — дело рук Ларри и Платона. Так и надо, чтобы думали. «Мы занимаемся оптикой, втирая очки, и баллистикой — беря на пушку», — как невесело шутил когда-то по поводу инфокаровского бизнеса Витя Сысоев. Но что на самом деле прорубившие будущему президенту дорогу узнают о его появлении последними и из третьих рук — это уже не просто тревожно, а попахивает катастрофой.

Ларри немедленно распорядился, и за Платоном вышла первая машина.

В горах, километрах в десяти от санатория, находилась почта с работающей связью. Надо было вытащить Платона на почту, обсудить ситуацию, принять решение. Подумав, Ларри отправил вдогонку вторую машину. Чёрт знает, что может случиться на горной дороге. По его расчётам, связь должна была произойти часа через три с половиной.

Так оно примерно и произошло, но только вместо Платона позвонил водитель из первой машины и отрапортовал:

— Я все передал начальнику охраны, Ларри Георгиевич. Он сказал, что Платону Михалычу доложит при первой возможности. Какие будут указания?

Кричать на дурака не имело смысла. Выражаясь юридическим языком — возникли обстоятельства непреодолимой силы. Ларри вызвал третью машину, вручил водителю небольшой чемоданчик со спутниковым телефоном и сказал:

— Отдашь начальнику охраны. Там, в санатории. Скажешь вот что. Пусть наберёт меня. Когда соединится, пусть посмотрит на экран. Там будут четыре циферки. Эти четыре циферки пусть назовёт в трубку. Я ему тогда скажу — будем говорить или нет. Если нет — пусть наберёт заново. Двух охранников с собой возьми. Аппарат денег стоит.

Подействовало. Буквально за минуту до того, как Ларри подъехал к зданию администрации, Платон вышел на связь. Выслушал, долго молчал.

— Какая программа намечается? — спросил сумрачно.

— Сейчас приём. Сколько-то времени. Вроде бы на час ночи поставлен вылет — к утру их на Урале ждут. Свердловск, Челябинск.

— Я не успеваю.

— Ну и что будем делать?

— Ты иди на приём. Скажи там, что еду, но опаздываю. Скажи — прямо в аэропорт приеду, лично поздравить. И переговорить. Мне туда столько же ехать, сколько и до города.

— Телефон этот начальнику охраны отдай, — посоветовал Ларри. — Он тебя будет соединять. А то ляпнешь что-нибудь по открытой связи, без кода.

Состав президентской свиты удивил Ларри обилием новых лиц. Хотя встречались и как будто знакомые — то ли мелькали в газетах, то ли попадались на дороге. Если исключить нескольких в камуфляже, то прочие были в почти одинаковых серых костюмах и от этого казались на одно лицо. Все они были друг с другом на «ты», шумно смеялись и громко чокались.

На Ларри, появление которого никогда не проходило незамеченным, ни одна живая душа не обратила внимания. Будто бы на периферии единого жизнерадостного организма вдруг возникла посторонняя движущаяся точка, к организму отношения не имеющая, общему веселью не способствующая, но и никак не препятствующая. Даже местные, последние месяцы кормившиеся с руки, будто ощутив чувствительной чиновничьей кожей наметившееся направление ветра, обходили Ларри стороной. Кивали вполне по- дружески, но с чуть обозначенным холодком.

Ларри стоял один, обводя взглядом чужую толпу. Увидел Федора Фёдоровича рядом с местным царьком-президентом и практически встретился с ним взглядом, но в последнее мгновение серо-голубые глаза избранного президента совершили изящный кульбит и успешно миновали точку пересечения. Федор Фёдорович повернулся вполоборота и тем исключил возможность даже случайного контакта.

«Так, — подумал Ларри. — Понятно».

Буквально через мгновение к нему подлетел тип с выдвинутой вперёд чемоданной челюстью, в топорщащемся пиджаке, отчеканил с профессиональной вежливостью:

— Ваше приглашение разрешите посмотреть. И документики.

— Оставь, милок, — прогрохотал знакомый бас, — ты что же, Ларри Георгиевича не узнаешь? Куда ж ты тогда годишься? Это ты не соответствуешь тогда ни должности, ни званию. Ну здравствуй, Ларри, дорогой ты мой человек! Сколько лет, как говорится, сколько зим…

Организм, уже почти отвергший Ларри, как чужеродное явление, вдруг приоткрыл объятия. Улыбки на повернувшихся к Ларри лицах стали теплее и искреннее. Даже незнакомые взглянули с дружеским интересом.

— Здравствуйте, Григорий Павлович, — сказал Ларри, приподняв усы в радушной улыбке. — А я уже и не надеялся увидеться. Мы вам приглашения на собрания акционеров шлем, а вы — ни ответа, ни привета. Забыли совсем?

— Некогда, — сокрушённо сообщил Папа Гриша. — Совершенно, знаешь ли, некогда. Дела. А сейчас и вовсе возможности не будет. Мне теперь, Ларри, надо свои акции у тебя, да и в других местах, передать куда-то там в доверительное управление. Не знаешь, как это делается?

— На госслужбу поступаете?

— А ты разве не слышал? Не может быть… Мне Федор Фёдорович предложил советником. По экономике. Я как раз на покой собирался, пенсию начал оформлять. А он сам позвонил. Покалякали немного, вспомнили старые времена. Пригласил заехать, когда в Москве буду. И предложил. Я подумал, подумал — и согласился. Страну надо всё-таки обустраивать. А ежели мы все на пенсию подадимся, этим кто займётся? Я так Федору Фёдоровичу и сказал. Мне, говорю, Федор Фёдорович, никакой особенной зарплаты не надо, материально я, слава Богу, нормально обеспечен, и дети при деле. Так только, на молочишко да на разъезды по стране. Я, говорю, Федор Фёдорович, своё уже отпахал, хотел на покой да о душе подумать, по святым местам поездить, но раз такое дело, что обнаружилась во мне нужда — послужу. Так и порешили…