убедительности прихватил с собой, как метко выразился Федор Фёдорович, курбаши — некоего Караогланова, из Министерства внутренних дел.

Государственный человек во время разборки все больше помалкивал, разумно полагая, что умным и информированным людям достаточно самого факта его присутствия — остальное репутация доскажет. Так и произошло — Федор Фёдорович буквально на следующий день раскопал папочку с отдельными этапами славного пути.

Очень интересными и впечатляющими были этапы, можно было бы написать отдельную книжку. Платон Михайлович и Ларри Георгиевич отнеслись к полученной информации со всем уважением.

А ещё в папочке имелось упоминание о некоей неназванной и неструктурированной группе Министерства обороны, с которой у господина Караогланова были какие-то дела. Доказательства отсутствовали, что естественно. Но, судя по всему, именно эта группа послала своего человечка на чердак, с которого прозвучал роковой для Отари Квантришвили выстрел.

Если Платон мыслил в категориях гештальта2, крупными мазками, то для Ларри всегда характерно было повышенное внимание к деталям. Удивительное технологическое сходство несостоявшегося покушения на Платона, в ходе которого Марку Цейтлину засадили пулю в лоб, и успешной акции против Отарика, не могло остаться незамеченным. И не осталось. Хотя сходство — штука такая, к делу, как говорится, не пришьёшь. А вот познакомиться с этими интересными людьми захотелось.

Разок-другой Ларри попытался выйти на них по своим каналам, но не получилось. Пришлось просить Федора Фёдоровича. Произошло это как раз когда Платон отсиживался в Швейцарии, а Федор Фёдорович надумал из «Инфокара» увольняться и пришёл к Ларри попрощаться.

— Не могли бы вы мне одолжение сделать? — вкрадчиво сказал ему Ларри уже на пороге. — Помните, когда мы у Платона встречались, вы одну бумажку зачитывали? Неизвестная группа, то-сё… Выведите меня на них, с улицы Обручева, а то мы Платона долго в Москву не привезём.

Вполне можно предположить, что Эф Эф отказать не смог. А если немного пофантазировать насчёт расплющенного в самом центре Москвы полковника Корецкого, то можно допустить также, что профессиональные качества ребят с улицы Обручева оценены были Ларри Георгиевичем совершенно точно.

Это всё, как вы понимаете, фантазии на вольную тему. Ни на чём не основанная трактовка произвольно выдернутых из жизненной ткани совпадений.

Повар Шамиль — низенький и толстенький. Один из двух бомжей, случайно прогуливавшихся в парке при кремлёвской больнице одновременно с Мусой Тариевым, уже практически сдавшим «Инфокар» Заводу, — тоже, судя по показаниям свидетелей, — низенький и толстенький. Это имеет хоть какое-то значение? Да никакого. Повар Шамиль, как мы уже знаем, мастерски владеет всеми видами холодного оружия. И тот, кто снёс Мусе Тариеву полголовы с помощью неустановленного предмета, — тоже. Ну и что? Да ничего. От многих знаний — многие печали, так что не будем умножать скорбь без необходимости.

А вот готовить Шамиль умеет здорово, иначе его Ларри Георгиевич в поварах не держал бы и не переживал так сильно, что не может покушать свой любимый чанахи. Баранина, лук, помидоры, картошка, травка всякая, тёплый лаваш — а! пальчики оближешь, язык проглотишь.

Замолчать появление Шамиля в городе Ларри не мог. Но и всю правду сказать не мог, потому что серьёзно побаивался непредсказуемости Платона. Пришлось соврать.

— Я специально не стал спрашивать, где он их держит, — Ларри глядел на Платона невинными глазами. — Он знает — и нормально. Фредди каждый час звонит — честно отвечаю, что не знаю ничего. Я ещё не решил, что ему сказать. Ты как думаешь?

— Я думаю, — признался Платон. — Не знаю. Представляешь? Просто не знаю. Как ты считаешь, если мы их отдадим — что с ними будет? Убьют?

— Думаю — да.

— Вот. Нельзя отдавать. И не отдавать нельзя.

— А что нам выгоднее?

— Чёрт его знает — что нам в этой ситуации выгодно… Все невыгодно. И так плохо, и так. Зачем мы их вообще сюда притащили?

— А ты не помнишь, что ли? Ты же тогда бегал, как наскипидаренный и кричал, что нам козырного туза сдали.

— Это не преферанс, — задумчиво сказал Платон. — Даже не подкидной. Это специальная игра — в «Акулину». Нам с тобой не козырной туз пришёл, а пиковая дама. «Акулина». И мы её сбросить не можем.

— Надо сбрасывать?

Платон прищёлкнул языком.

— Мы в самом начале ошибку сделали. Когда сообщили Эф Эфу, что они у нас. Засветились. И вторая ошибка — приезд Ильи. На это точно нельзя было соглашаться. Ему тут же на хвост сели. С той минуты мы их засветили. Дальше само покатилось…

— У нас был выбор?

— Конечно! Если бы тогда знали то, что сейчас… О чём сейчас догадываемся… Конечно, был.

— Объясни.

— Я считал, что Батя в игре. Что мы против него и, соответственно, за Эф Эфа. А Батя — за себя и против нас. Отсюда и все эти идиотские истории со старыми уголовными делами. Как раз его уровень. Я так думал, что мы Аббаса против Бати выставим и одним ударом закончим все. Тут даже не шахматы… А что-то на уровне перетягивания каната. Если бы так оно всё и было, то все правильно…

— А когда ты сообразил, что ошибся?

— Когда они целую армию на аул бросили. Смотри. Вот Эф Эф. — Платон подвинул в центр стола молочник с синим узором. — Вот мы. — Рядом с молочником оказалась стойка со специями. — Эф Эф хочет Аббаса. Он снимает трубку, звонит сюда — через два часа мы его привозим прямиком в Кремль. Все! История закончена. А что мы вместо этого получили? Эф Эф не звонит. В Москве нас никто не ждёт. Илью прямо из самолёта выкрадывают. Дальше — чеченский рейд, потом армейская операция, потом возникает Федя твой. Без жопы. И в первый раз нам открытым текстом сообщают, что есть кто-то, помимо нас, кто умеет к Кондрату с просьбами обращаться. Вот этот кто-то за верёвочки и дёргает. Он начал со взрывов в Москве, потом упустил Аббаса и американку… Кстати!… Где Шамиль? Быстренько вызови его сюда, мне с ней поговорить надо. Да… О чём я? Ага! И началась давиловка. Мы думаем, что у нас за спиной президент России, а из Эф Эфа уже давно сделали куклу Петрушку.

Платон замолчал.

— Знаешь, — неожиданно сказал он, — мне пару дней назад приснился смешной сон. Будто мы с тобой где-то в горах. Тепло, травка зелёная, а по небу облачка плывут. Кудрявые. Все хорошо, только жрать хочется до смерти, а у нас с собой ничего нет. И вдруг на нашу лужайку приходит барашек. Такой же, как облачко, — кудрявый, беленький. Ты сразу нож схватил — и к этому барашку. А мне жалко стало, я и говорю: «Ларри, не режь барашка». А ты: «Но мы же с голоду ноги протянем». Я к тебе начал приставать: «Не режь барашка, не режь барашка». В конце концов, я тебе надоел, и ты барашка за горло держишь и говоришь мне: «Приведи хоть один аргумент, почему я его не должен резать, когда мы такие голодные». И я ничего лучше не придумал, как сказать: «Ну он же сам пришёл».

— Ну и?

— Все. Проснулся. И вот с тех пор хочу у тебя спросить — ты этого барашка в моём сне зарезал или нет?

Ларри немного подумал и ответил осторожно.

— Я ещё не решил. Ну так что — выборы выигрываем?

— Обязательно! Сто процентов! Даже не обсуждаем.

— Дальше. Что с Фредди?

— Я считаю — надо занять открытую позицию. Вызываем сюда. Объявляем, что Аббас и американка нашлись и уже в городе. Говорим, что нам нужны сутки. Двадцать четыре часа.

— И?

— Ставим свою охрану. Как в самом начале договаривались. Они — своих, мы — своих.