Толпа росла как по волшебству. Только что здесь было десять или пятнадцать вопящих и тянущих руки людей, а через несколько секунд толпа выросла до тридцати, потом до пятидесяти человек. Мне представилось, что это Хэллоуин, а я раздаю сласти ватаге детишек, но эта безобидная иллюзия исчезла, как только из толпы вынырнула изъеденная проказой рука и по моему лицу скользнули шершавые пальцы.
– Эй! – закричал я, но этот слабый звук утонул в шуме толпы. Не меньше сотни людей проталкивались к середине сжимающегося круга со мной в эпицентре. Давление было ужасающим Чья-то наугад протянутая рука случайно распахнула мою рубашку, оставив на груди параллельные полосы. Чей-то локоть ударил меня сбоку по голове, да так, что я наверняка упал бы, если бы не сдавливавшие меня со всех сторон тела.
– Баба! Баба! Баба!
Толпа сдвигалась к краю платформы. До стальных рельсов внизу было метра два. Женщина, тащившая на себе калеку, завопила, когда ее ношу сорвали со спины и швырнули в напирающую кучу людей. Мужчина рядом со мной закричал и стал бить другого по лицу.
– К черту все это,– проговорил я и подбросил мешок с монетами. Холщовая сумка лениво перевернулась в воздухе и изрыгнула монеты над толпой и вопящим разносчиком риса. Вопли перешли в визг, и возбужденная толпа отхлынула от края платформы, но перед этим я услышал, как кто-то или что-то тяжелое упало на рельсы. В нескольких сантиметрах от моего лица орала какая-то женщина, брызгая на меня слюной. Получив увесистый удар в спину, я полетел вперед, ухватился за чье-то сари и приземлился на колени.
Толпа все плотнее сжималась вокруг меня, и на какое-то мгновение я запаниковал и прикрыл голову руками. Ноги в грязных штанинах… острые колени, бьющие меня по лицу… Кто-то упал на меня, и на краткий миг мне на спину навалился груз всей толпы, прижимая лицом к полу, расплющивая меня о него… Сквозь звериный рев толпы до меня доносились отдаленные крики Амриты. Только я раскрыл рот, чтобы тоже заорать, как грязная голая нога ударила меня по лицу. Кто-то наступил мне на икру, и ногу пронзила жгучая боль.
На некоторое время я очутился в темноте среди мечущихся фигур, но уже через секунду увидел над головой свет, льющийся через разбитую стеклянную крышу, и склонившуюся надо мной Амриту. На левой руке она держала Викторию, а правой распихивала последних толкающихся нищих. Потом толпа пропала, и Амрита помогла мне сесть на грязной платформе. Все происшедшее напоминало появившуюся ниоткуда приливную волну, которая отдала свою буйную энергию и откатилась обратно, в бурное море людской толпы и заводи сгрудившихся семейств. Неподалеку над большим котелком с кипящей водой, чудом не расплескавшейся во всеобщей сумятице, скрючился старик.
– Прости, прости,– заладил я, как только сумел перевести дух.
Теперь, когда опасность уже миновала, Амрита начала всхлипывать и смеяться, обнимая меня и помогая подняться на ноги. Мы посмотрели, нет ли у Виктории ушибов или царапин, и именно в этот момент девочка расплакалась так громко, что нам обоим пришлось утихомиривать ее ласками и поцелуями.
– Прости,– снова повторил я.– Так глупо все получилось.
– Смотри! – воскликнула Амрита.
У моих ног лежал плоский коричневый портфель. Я поднял его, и мы принялись прокладывать себе путь в густой толпе гомонящих рикш, наперебой предлагавших свои услуги. Отыскав сравнительно свободное пространство возле улицы, мы прислонились к кирпичному столбу, в то время как нас обтекал поток людей. Я еще раз осмотрел Викторию. Она осталась невредимой и лишь помаргивала от более яркого света, явно прикидывая, не заплакать ли опять.
Амрита схватила меня за руку.
– Давай посмотрим, что в портфеле, и уйдем отсюда.
– Потом открою.
– Открой сейчас, Бобби,– настаивала она.– Довольно глупо, если окажется, что ты прошел через все это только ради того, чтобы умыкнуть завтрак какого-то бизнесмена.
Я кивнул и щелкнул застежками. Там был не завтрак. Там лежала рукопись из нескольких сотен страниц. Некоторые из них были отпечатаны на машинке, другие написаны от руки на листах бумаги не меньше десятка разных размеров и цветов. Я просмотрел достаточное количество страниц, чтобы удостовериться, что это поэзия и что текст написан по-английски.
– Ладно,– сказал я.– Пойдем отсюда.
Я закрыл портфель, и мы уже собрались ловить такси, как вдруг перед нами со скрежетом затормозил «премьер», из которого выскочили возбужденно галдящие Чаттерджи и Гупта.
– Всем привет,– устало произнес я.– Почему вы задержались?
11
Я думаю своими телом и душой о женщинах Калькутты…
Образина в зеркале предстала жуткая: волосы всклокочены, рубаха разодрана, белые штаны испачканы, а на груди царапины от ногтей. Скорчив себе рожу, я сбросил рваную рубаху на пол. Я скривился еще раз, когда Амрита приложила к моим ранам тампон, смоченный перекисью.
– Ты не очень-то обрадовал мистера Чаттерджи и мистера Гупту,– сказала она.
– Не моя вина, что там не оказалось варианта рукописи на бенгали.
– Им хотелось бы иметь больше времени на изучение английской версии, Бобби.
– Ладно. Тогда они могут прочитать отрывки в «Харперс» или дождаться весеннего номера «Других голосов». И то если эксперты Морроу решат, что это написано Дасом. Я что-то сомневаюсь.
– А ты не будешь читать ее сегодня?
– Нет. Просмотрю завтра в самолете, а подробнее изучу уже дома.
Кивнув, Амрита закончила протирать царапины у меня на груди.
– Пусть доктор Хейнц посмотрит, когда приедем.
– Ладно.
Мы перешли в другую комнату и присели на кровать. Электричество отключили, кондиционер не работал, и в номере было как в парилке. Открыв окна, мы лишь впустили уличный шум и вонь. Виктория сидела на полу на своем одеяле. На ней были только подгузник и резиновые трусики. Малышка боролась с большим мячом с бубенчиками внутри. Мяч оказался сверху и, судя по всему, побеждал в схватке.
Я сам удивился тому, что не стал сразу же читать рукопись. Я никогда не сдерживал свое любопытство и не откладывал на потом любые удовольствия. Но я чувствовал себя уставшим и подавленным и испытывал совершенно необъяснимое отвращение при одной мысли о том, что следует хотя бы бегло просмотреть рукопись,– во всяком случае до тех пор, пока мы все трое не выберемся в целости и сохранности из этой страны.
А где же была полиция? Серого седана я больше не видел и теперь сомневался, ехал ли он за нами вообще. Что поделаешь, кажется, в Калькутте ничто не работает как надо. А чем полиция лучше всего прочего?
– Ну, чем мы сегодня займемся? – спросила Амрита.
Развалившись на кровати, я взял путеводитель для туристов.
– Так, можем осмотреть впечатляющий Форт-Вильям, или обозреть импозантную мечеть Находа – которая, между прочим, сделана по образцу гробницы Акбара, кем бы этот самый Акбар ни был,– или снова перейти реку, чтобы прогуляться по ботаническому саду.
– До чего жарко,– сказала Амрита.
Она переоделась в шорты и футболку с надписью: «МЕСТО ЖЕНЩИНЫ ДОМА – И В СЕНАТЕ». Интересно, что подумал бы Чаттерджи, если бы увидел ее в таком наряде.
– Можно посетить Мемориал королевы Виктории.
– Спорить готова, что у них там нет даже вентиляторов,– сказала она.– Где бы найти прохладное место?
– Может, бар?
– Сегодня воскресенье.
– Ну да. Я как раз хотел спросить. Почему в стране индусов все закрывается по…
– Парк! – сказала Амрита.– Можно пройтись по Майдану – возле ипподрома, что мы видели из такси.