отдавала! О Свет, да насколько ему известно, она даже имени его не знает! Тайлин говорила, что Туон после предложения купить его больше не спрашивала о Мэте, даже не упоминала ни разу.

– Это называется копье, миледи, – сказал Мэт, борясь с желанием прислониться к косяку и засунуть большие пальцы за пояс. В конце концов, не надо забывать, что она все-таки шончанская Высокородная. – Оно мне досталось дорого.

– Я дам тебе вдесятеро против того, что ты заплатил, – сказала она. – Назови цену.

Мэт чуть не рассмеялся. Ему очень хотелось рассмеяться, и вовсе не от радости. Хоть ты и не думаешь продавать, я его куплю, поскольку могу за него заплатить. Так, видно, она думает.

– Плата была не золотом, миледи. – Мэт невольно коснулся рукой черного платка на шее, проверяя, хорошо ли прикрыт шрам. – Только глупец заплатил бы так один раз, а уж чтобы десять...

Какое-то время Туон рассматривала Мэта с непроницаемым выражением лица под прозрачной вуалью. А потом он для нее словно исчез. Она плавно прошла мимо него, как будто его тут и не было, и покинула комнату.

Это был не единственный раз, когда Мэт встречал Туон одну. Конечно, не всегда за ней по пятам шли Анат или Селусия, или охрана, однако ему казалось, как-то уж слишком часто случалось так, что, возвращаясь за чем-то, он обнаруживал, что она смотрит на него, или, неожиданно выходя из комнаты, натыкался на нее у дверей. Не раз он, покидая дворец, оглядывался и замечал в окне ее лицо под вуалью. По правде говоря, она только смотрела, и больше ничего. Смотрела и уходила прочь, словно его и нет; вглядывалась из окна, а потом, как только замечала ответный взгляд, поворачивалась спиной. Он был канделябром в коридоре, камнем из мостовой на площади Мол Хара. Однако из-за этих встреч Мэт начинал нервничать. В конце концов, эта женщина хотела его купить. Одного этого достаточно, чтобы человек разнервничался.

Но на самом деле даже Туон не могла повлиять на крепнущее в нем чувство, что дела наконец пошли на лад. Голам не возвращался, и Мэт подумывал, что тот, наверное, отправился снимать «жатву» полегче. На всякий случай, однако, он сторонился темных и безлюдных мест, где мог наткнуться на эту текучую тварь. Медальон – штука хорошая и уже не раз выручал, но среди людей оно поспокойнее. Когда Мэт в последний раз был у Алудры, она едва не проговорилась – он был уверен в этом, – но, придя в себя, поспешно выставила его за порог своего фургона. Женщина все расскажет, ничего не скроет, если не жалеть поцелуев. От «Странницы» Мэт держался подальше, чтобы не возбуждать подозрений Тайлин, но Нерим и Лопин уже перенесли тайком его одежду в погреб гостиницы. Мало-помалу половина содержимого окованного железом сундучка, стоявшего под кроватью Тайлин, тоже перебралась через Мол Хара и затаилась в тайнике в гостиничной кухне.

И этот тайник под полом кухни добавлял Мэту тревог. Упрятать туда сундучок было хорошей мыслью. Пока доберешься до золота, не одно долото сломаешь. Но тогда и сам Мэт жил в гостинице. Теперь же золото просто высыпали в углубление, дождавшись, пока Сеталль приберется на кухне. А если кто-то задумается, почему она всех выгоняет оттуда, когда приходят Нерим и Лопин? Если знать, где искать, то любой запросто поднимет каменную плиту. Он должен сам все проверить. И потом, много позже, Мэт гадал – почему проклятые кости его не предупредили.

Солнце еще не успело подняться из-за горизонта, как с севера задул ветер, что, по местным приметам, обещало дождь, и, когда Мэт зашагал через Мол Хара, небо затянуло темными тучами. В общей зале «Странницы» сидели другие посетители, на этот раз не было сул’дам с дамани, но Шончан и табачного дыма по-прежнему хватало, хотя музыканты еще не появились. Большинство людей в зале завтракали, нерешительно поглядывая в миски, словно не совсем понимая, что же они заказали, – Мэт и сам испытывал сходное чувство, когда ему приносили предпочитаемую эбударцами на завтрак странную белую кашу, – но еда интересовала не всех. За одним столом играли в карты и курили трубки трое мужчин и женщина в необычных долгополых одеждах, прически у всех – как у низшей знати. Взгляд Мэта на мгновение привлекли золотые монеты на столе; ставки высоки, игра идет по-крупному. Самые большие стопки монет выстроились подле низкого черноволосого мужчины, такого же темнокожего, как Анат; он по-волчьи ухмылялся своим противникам, сжимая в зубах длинную, украшенную серебром трубку. Но у Мэта и своего золота хватало, а в картах ему везло все-таки меньше, чем в игре в кости.

Госпожа Анан еще затемно ушла по какому-то делу, так сказала ее дочь Марах, оставшаяся по приказу матери за хозяйку. Приятно округлая, молодая женщина с большими красивыми глазами такого же, как у матери, орехового оттенка. Край верхних юбок у нее был приподнят и подшит слева на середине бедра – прежде госпожа Анан не одобряла подобного фасона. Увидев Мэта, Марах особенной радости не выказала и встретила его хмурым взглядом. Ибо, когда Мэт снимал у них комнату, от его руки погибло два человека; да, они были ворами, да еще пытались ему голову проломить, но такого в «Страннице» прежде не случалось. И когда Мэт съезжал из гостиницы, Марах ясно дала понять, что будет счастлива никогда более его не видеть.

Ее мало интересовало, что ему нужно сейчас, да и вряд ли Мэт стал бы ей объяснять. О содержимом тайника на кухне знала только госпожа Анан, как Мэт очень надеялся, и уж точно он не собирался трепать языком в общей зале. Так что он принялся сочинять, будто скучает по блюдам, которые стряпает здешняя повариха, и заодно, поглядывая на эту высоко подшитую юбку, обронил намек, что еще больше скучает по самой Марах. Мэт никак не мог понять, почему считается столь скандальным выставить напоказ чуть больше нижних юбок, когда все женщины в Эбу Дар расхаживают с чуть ли не наполовину обнаженной грудью, но уж коли Марах нравится чувствовать себя распущенной, может быть, несколько комплиментов и льстивые речи облегчат ему дорогу. Мэт одарил ее своей самой чарующей улыбкой.

Слушая его вполуха, Марах поймала за руку пробегавшую мимо служанку, сплетницу с дымчатыми глазами, которую Мэт хорошо знал.

– Кайра, у Капитана Воздуха Йулана кубок почти пуст, – сердито сказала Марах. – А он должен быть полон! И это твоя работа. А если ты, девочка, не справляешься, то в Эбу Дар найдется на твое место немало желающих! – Кайра, на несколько лет старше Марах, присела в насмешливом реверансе. И кинула хмурый взор на Мэта. Не успела Кайра выпрямиться, как Марах напала на проходившего рядом мальчишку. Тот осторожно нес поднос, уставленный грязной посудой. – Хватит бездельничать, Росс! – рявкнула она. – Работать надо! Давай, не то отведу тебя на конюшню и обещаю, тебе там не понравится!

Младший брат Марах зло покосился на нее.

– Не могу дождаться весны, когда я снова стану работать на баркасе, – угрюмо пробормотал он. – С тех пор как Фриелль замуж вышла, ты сама не своя. Она-то младше тебя, а тебе еще никто предложения не делал.

Марах отвесила было Россу затрещину, но тот легко уклонился, хотя груды чашек и тарелок опасно задребезжали и едва не посыпались на пол.

– Чего бы тебе свои юбки у рыбачьих причалов не приколотить? – крикнул мальчик, бросившись прочь, прежде чем она успела влепить ему подзатыльник.

Мэт вздохнул, когда Марах наконец обратила свое внимание на него. Приколотить юбки – это что-то новенькое, но о смысле фразы можно догадаться по лицу Марах. У нее из ушей чуть дым не пошел.

– Если хочешь есть, приходи позже. Или подожди, если желаешь. Не знаю, скоро ли тебя обслужат.

Улыбка ее была зловещей. Вряд ли кто-нибудь решился бы ждать в общей зале. На всех стульях и табуретах сидели Шончан, немало их стояло в проходах, так что служанкам в фартуках, разносившим на высоко поднятых подносах тарелки с едой и кружки с выпивкой, приходилось осторожно лавировать между ними. Кайра наполняла кубок смуглого низкорослого мужчины и расточала ему сладкие улыбки, какими некогда одаривала Мэта. Он не понимал, с чего она на него дуется, но в жизни у Мэта было слишком много