голову и всем скажут, что Туон – Ворон-и-Розы. Возможно, она и не сей’мосив, но ради Коринне она должна восстановить душевное равновесие. Следовало бы попросить Анат, ее Соэ’фейя, о наказании, однако после неожиданной смерти Нефери минуло менее двух лет, и Туон до сих пор чувствовала себя с ее преемницей неуютно. Что-то подсказывало ей, что она должна сама себя наказать. Возможно, она видела знак, который предпочла не понять. На корабле вряд ли найдутся муравьи, но жучки нескольких видов встречаются.

– Нет, Селусия, – тихо промолвила Туон. – Вуаль.

Селусия неодобрительно поджала губы, но молча положила чепец на стойку. Ей было предоставлено право говорить откровенно, без обиняков, разумеется, при закрытых дверях, но она понимала, когда можно высказать свое мнение, а когда лучше промолчать. Туон пришлось ее наказывать всего лишь дважды, и, Свет свидетель, она сожалела о том не меньше Селусии. Не произнеся ни слова, ее камердинер достала длинную легкую вуаль, накинула ее на голову Туон и закрепила узкой золотой плетеной тесьмой, усаженной рубинами. Еще прозрачнее, чем одеяния да’ковале, вуаль нисколько не скрывала лица Туон. Но она скрывала самое главное.

Набросив на плечи Туон длинную, шитую золотом синюю накидку, Селусия отступила в сторону и низко поклонилась, кончик ее золотистой косы коснулся ковра. Стоявшие на коленях да’ковале склонились в поклоне, уткнувшись лицами в палубу. Уединение подошло к концу. Каюту Туон покинула в одиночестве.

Во второй каюте выстроились шесть ее сул’дам, по трое с каждой стороны, их подопечные стояли на коленях перед ними, на широких отполированных досках палубы. При виде Туон сул’дам горделиво выпрямились, на красных вставках их юбок змеились серебряные молнии. Одетые в серое дамани стояли на коленях прямо, преисполненные собственной гордости. За исключением бедняжки Лидии, которая скорчилась, всем телом прижавшись к коленям и уткнувшись заплаканным лицом в палубу. На рыжеволосую дамани сердито глядела державшая ее повод Ианелле.

Туон вздохнула. Виновницей ее вчерашнего гнева была именно Лидия. Нет, не так, та вызвала у нее гнев, но за свои эмоции Туон отвечает сама. Она приказала дамани предсказать свое будущее и, когда ей не понравилось услышанное, велела побить ее палкой. Совершенно напрасно и глупо.

Наклонившись, Туон взяла Лидию за подбородок – ее покрытые красным лаком длинные ногти коснулись веснушчатой щеки – и заставила подняться и сесть на пятки. Отчего та вздрогнула и снова разразилась слезами. Туон осторожно смахнула слезинки с ее глаз, а потом заставила дамани встать на коленях прямо.

– Ианелле, Лидия – славная дамани, – промолвила Туон. – Смазывай ее рубцы настоем сорфы и давай отважник, пока они не исчезнут. И до тех пор каждый раз каждой еды она будет получать сладкий заварной крем.

– Как прикажет Верховная Леди, – официально ответила Ианелле, но слегка улыбнулась. Все сул’дам симпатизировали Лидии, и наказывать дамани Ианелле не нравилось. – Если она растолстеет, я буду выводить ее на пробежки, Верховная Леди.

Лидия повернула голову, целуя ладонь Туон, и пробормотала:

– Хозяйка Лидии очень добра. Лидия не растолстеет.

Проходя между двух шеренг, Туон поприветствовала каждую сул’дам, сказав несколько слов, приласкала каждую дамани. Те шестеро дамани, которых Туон взяла с собой, были у нее лучшими, и они отвечали хозяйке любовью, улыбаясь ей так же приветливо, как и она им. Они старались изо всех сил, горя желанием оказаться среди тех, кому окажут предпочтение. Толстеньким, с соломенно-желтыми волосами сестричкам Дали и Дани вряд ли требовались указания сул’дам. Чаррал, чьи волосы были такого же серого оттенка, что и глаза, по-прежнему оставалась самой ловкой и проворной в плетении. Сэра, у которой в завитых черных волосах краснели тонкие ленточки, была самой сильной и гордостью не уступала сул’дам. Кроха Майлен, ростом ниже даже самой Туон. Среди всей шестерки Туон особенно гордилась Майлен.

Многие сочли странным, что по достижении совершеннолетия Туон прошла испытание на сул’дам, хотя никто не посмел возразить. Не считая матери – но и та, помолчав, позволила проверку. Разумеется, о такой немыслимой вещи, как стать сул’дам, и речи быть не могло, но обучением дамани Туон занималась с тем же удовольствием, что и выездкой лошадей, и добилась больших успехов и в том, и в другом. Доказательство чему – Майлен. Светлокожая, маленького роста дамани была полумертвой от ужаса и потрясения, отказывалась есть и пить, когда Туон купила ее на причале в Шон Кифаре. Все дер’сул’дам тогда уже отчаялись, говоря, что долго ей не протянуть, но теперь Майлен улыбнулась, преданно глядя на Туон снизу вверх, и подалась вперед, чтобы поцеловать ей руку еще раньше, чем та потянулась погладить дамани по темным волосам. Когда-то кожа да кости, сейчас она была даже слегка пухленькой. Державшая ее повод Катрона не сделала замечания, наоборот, позволила своему обычно строгому черному лицу расплыться в улыбке и пробормотала, что Майлен превосходная дамани. Это была правда, ныне никто не поверил бы, что когда-то Майлен именовала себя Айз Седай.

Прежде чем уйти, Туон отдала несколько распоряжений относительно питания и упражнений дамани. Сул’дам знали свое дело, как и остальные двенадцать, сопровождавшие Туон в плавании, иначе их не взяли бы на службу, но она полагала, что, владея дамани, ты обязан проявлять к ним живейший интерес. Туон знала особенности и причуды каждой из них как свои пять пальцев.

Туон переступила порог внешней каюты, и выстроившиеся вдоль стен Стражи Последнего Часа в лакированных доспехах кроваво-красного и темно-зеленого, почти черного, цветов замерли неподвижно. Если можно сказать «замерли» о статуях. Этим мужчинам с суровыми лицами и еще пятистам таких же, как они, вменялось в ответственность оберегать Туон. Все до единого были готовы умереть, защищая ее. Если она погибнет, их тоже ждет смерть. Каждый из Стражей был добровольцем, каждый лично испрашивал позволения охранять ее. Заметив вуаль, капитан Музенге приказал только двум воинам сопровождать Туон на палубу, где по обе стороны двери ее ждали две дюжины огир-Садовников в красно-зеленом. Огир держали перед собой громадные топоры, украшенные черными кистями, а их мрачные глаза даже здесь выискивали возможную опасность. Они не умрут после гибели Туон, но они тоже просили разрешения охранять ее, и она без колебаний вручила бы свою жизнь в эти огромные руки.

Холодный ветер, туго натянув ребристо-полосатые паруса на трех высоких мачтах «Кидрона», гнал корабль в сторону земли – на приближавшемся темном берегу Туон уже различала холмы и мысы. Палубу заполняли одетые в тончайшие шелка мужчины и женщины – все Высокородные, что были на корабле; они не обращали внимания на трепавший их плащи ветер так же, как и на сновавших туда-сюда босых мужчин и женщин из экипажа. Кое-кто из знати даже слишком нарочито не замечал экипаж, как будто те могли бегать по кораблю, через каждые два шага падая на колени и кланяясь им. Приготовившиеся пасть ниц Высокородные, заметив вуаль Туон, отвесили ей вместо этого легкие поклоны, как равные равной. Остроносый Юрил, которого все считали ее секретарем, опустился на одно колено. Разумеется, он и был ее секретарем, но также и ее Дланью, главой ее Взыскующих. Женщина по имени Макура простерлась ниц и поцеловала палубу, но несколько тихих слов Юрила заставили ее вновь подняться на ноги. Она смущенно покраснела, разглаживая плиссированные красные юбки. Тогда, в Танчико, Туон не была уверена, стоит ли брать ее на службу, но женщина умоляла ее униженно, как какая-нибудь да’ковале. Почему-то она до мозга костей ненавидела Айз Седай и, несмотря на уже полученную за весьма ценные сведения награду, надеялась нанести им еще больший ущерб.

Поклонившись Высокородным, Туон поднялась на ют в сопровождении шедших на шаг позади двух Стражей Смертного Часа. Ветер принялся играть с непокорной накидкой, а потом, прижав вуаль к лицу, перебросил ее через голову. Это неважно; главное – сам факт ношения вуали. Ее личный стяг с изображением двух золотых львов, запряженных в древнюю боевую повозку, развевался на корме, под ним