– Мастер Норри, пусть подготовят письмо, за моей подписью и с моей печатью. Его нужно будет разослать по всем главным Домам Кайриэна. Начать надо с изложения моих прав на Солнечный Трон как дочери Тарингейла Дамодреда, далее отметить, что я явлюсь заявить о своих правах, когда в Андоре станет поспокойнее. Укажите, что я не приведу с собой солдат, так как понимаю, что андорские солдаты на кайриэнской земле по праву возбудят против меня весь Кайриэн. Закончите выражением моей признательности за поддержку, предложенную мне, и выскажите мою надежду, что всякие раздоры в Кайриэне можно будет уладить миром. – Разумный прочтет смысл послания между строк, а если повезет, то разъяснит его и тому, кто не настолько сообразителен.

– Искусный ответ, миледи, – сказал Норри, ссутулив плечи в подобии поклона. – Я распоряжусь о послании. Позвольте спросить, миледи, найдется ли у вас время подписать счета? Ах, неважно. Я попозже пришлю кого-нибудь за ними. – Отвесив вежливый поклон, столь же неуклюжий, как и прежде, он собрался было уйти, но замешкался. – Прошу простить мою смелость, миледи, но смею заметить – вы очень напоминаете мне покойную королеву, вашу матушку.

Глядя на закрывшуюся за Норри дверь, Илэйн терялась в догадках, числить ли его в своем лагере. Управлять без клерков Кэймлином, не говоря уже об Андоре, невозможно, а у старшего писца достанет при желании власти поставить королеву на колени. Но похвала – это еще не заявление о верности.

На долгие раздумья ей времени не дали, поскольку, едва Норри удалился, вошли три служанки в ливреях с серебряными подносами, которые они поставили в ряд на длинный стол у стены.

– Главная горничная сказала, что миледи забыла послать за обедом, – промолвила, присев в реверансе, круглолицая седовласая женщина. Потом она указала на своих более молодых спутниц, которые сняли с подносов высокие крышки: – Поэтому она оставила выбор за миледи.

Ах да, выбор. Глядя на подносы и качая головой, Илэйн напомнила себе, сколько времени минуло после завтрака, который она наскоро проглотила с восходом солнца. На тарелках обнаружились нарезанное седло барашка под горчичным соусом, жареный с сушеным инжиром каплун, сладкие хлебцы с кедровыми орешками, суп-пюре из картофеля и лука-порея, капустные рулеты с изюмом и перцем, грушевый сок, не говоря уже о маленькой тарелочке с яблочным пирогом и еще одной, с пропитанными вином бисквитами с вареньем, увенчанными густыми сливками. Пар поднимался над двумя широкими серебряными кувшинами с вином – на случай, если она окажет предпочтение какому-то определенному сорту пряностей. В третьем кувшине был горячий чай. И в угол одного подноса, едва ли не пренебрежительно, были задвинуты тарелки с той едой, какую она всегда просила в это время дня – жидким мясным супом с овощами и хлеб. Рин Харфор не одобряла такого питания и называла Илэйн «худой как щепка».

Своего мнения главная горничная особенно не таила, поэтому не удивительно, что седовласая служанка сделала укоризненное лицо, когда по указанию Илэйн ставила на стол в середине комнаты, предварительно застеленный белой льняной салфеткой, хлеб, суп и чай. Еще она поставила голубую чашку с блюдцем из тонкого фарфора и серебряную вазочку с медом. И положила несколько фиг на тарелочке. Набьешь в обед брюхо, а днем башка тупеет, так говаривала Лини. Однако мнение старой няни разделяли не все. Явившиеся служанки были весьма пухленькими, и даже молодые, унося оставшиеся блюда, имели несколько разочарованный вид.

Суп оказался очень хорош, горячий, слегка приправленный специями, а чай имел приятный мятный привкус, но надолго Илэйн наедине с едой не оставили – как и с мыслью, что вполне можно было побаловать себя маленьким кусочком бисквита со сливками. Девушка успела проглотить всего пару ложек, когда в комнату, тяжело дыша, зеленым вихрем ворвалась Дайлин. Отложив ложку, Илэйн предложила ей чаю, лишь потом сообразив, что чашка-то всего одна – из которой она пьет сама, однако Дайлин отмахнулась от предложения. На лице ее было крайне мрачное выражение.

– В Браймском Лесу – армия, – заявила Дайлин, – какой не видели со времен Айильской Войны. Известие о ней этим утром принес купец, прибывший из Нового Брайма. Он иллианец, зовут Тормон, человек надежный и заслуживает доверия. Фантазии волю давать не станет, от теней не шарахается. Он сказал, что видел арафельцев, кандорцев и шайнарцев, в разных местах. Вместе их там – тысячи. Десятки тысяч, – рухнув в кресло, она принялась обмахиваться ладонью. Лицо ее раскраснелось, словно она бежала, чтобы поскорее сообщить эту новость. – Что, во имя Света, делают Порубежники возле андорской границы?

– Готова поспорить, это Ранд, – сказала Илэйн. Сдержав зевок, она допила чай и вновь наполнила чашку. Утро выдалось утомительное, но немного чаю ее взбодрит.

Дайлин перестала обмахиваться и села прямо.

– Думаешь, это он их послал, да? Чтобы... помочь тебе?

Такой вариант в голову Илэйн не приходил. Иногда она жалела, что позволила Дайлин узнать о своих чувствах к Ранду.

– Не могу подумать, что он был... то есть, что он мог быть настолько глуп.

Свет, как же она устала! Иногда Ранд вел себя так, будто он – король всего мира, но наверняка он не мог... Не мог... Что именно он не мог, как-то ускользало от нее.

Илэйн подавила еще один зевок, и вдруг глаза ее расширились. Девушка уставилась в чашку с чаем. Прохладный, мятный привкус. Осторожно она поставила чашку или, вернее, попыталась поставить. Чуть не попала мимо блюдца, чашка опрокинулась, чай разлился по столешнице. Чай, приправленный корнем вилочника. Уже понимая бесполезность своей попытки, Илэйн потянулась к Источнику, надеясь наполнить себя жизнью и восторгом саидар, но с тем же успехом она могла бы ловить сетью ветер. В уголке сознания по-прежнему ютилась все еще раздраженная, хоть и поменьше, Бергитте. Отчаянным усилием воли Илэйн старалась обуздать панический страх. Голову будто шерстью забили, все в ней было тусклым, притупленным. Помоги мне, Бергитте! – подумала она. – Помоги мне!

– Что такое? – спросила Дайлин, подавшись вперед. – Ты о чем-то подумала, и, судя по твоему лицу, это нечто ужасное.

Илэйн заморгала, глядя на нее. Она совсем забыла о присутствии Дайлин.

– Ступай! – заплетающимся языком произнесла Илэйн, потом с трудом сглотнула, пытаясь прочистить горло. Язык будто распух и стал раза в два больше. – Приведи помощь! Меня... отравили! – На объяснения времени не было. – Иди!

Дайлин, застыв на месте, с раскрытым ртом смотрела на нее, потом вскочила на ноги, сжав рукоять поясного ножа.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунул голову кто-то из слуг. Илэйн испытала огромное облегчение. При свидетеле Дайлин ее не зарежет. Слуга облизнул губы, взгляд его перескакивал с одной женщины на другую. Потом он переступил порог комнаты. Вытаскивая из ножен на поясе длинный кинжал. Следом вошли еще двое мужчин в красно-белых ливреях, они тоже доставали длинные ножи.

Я не умру, как котенок в мешке, горько подумала Илэйн. Она с усилием поднялась на ноги. Колени подгибались, и ей пришлось опереться одной рукой о стол, но второй она вытащила свой кинжал. Украшенный насечкой клинок был в длину не больше ладони, но оружием тем не менее неплохим. Если бы... Если бы пальцы не одеревенели. Обезоружить ее мог и ребенок. Только не сдаваться, подумала Илэйн. Она двигалась точно в густом сиропе, но была полна решимости. Только не сдаваться!

Казалось, прошло до странного мало времени. Дайлин едва успела повернуться к своим прихвостням, последний из которых только что затворил за собой дверь.

– Убийство! – взвыла Дайлин. Схватив кресло, она швырнула его в мужчин. – Стража! Убийство! Стража!

Убийцы попытались увернуться от брошенного кресла, но один промедлил, и кресло угодило ему в ноги. С воплем он повалился на того, кто был позади, и оба упали. Третий, худощавый, светловолосый и молодой, с ярко-синими глазами, отскочил и двинулся вперед, выставив нож.

Дайлин встретила его своим – удар наотмашь, потом выпад, но противник, проворный как хорек, с легкостью ушел от ее атаки. Взмах длинного клинка, и Дайлин с криком отшатнулась, прижимая руку к животу. Убийца легко шагнул вперед, нанося прямой удар, и она закричала и упала, как тряпичная кукла. Он переступил через нее, направляясь к Илэйн.

Кроме него и ножа в его руке не существовало ничего больше. Он не спешил. Приближался упругим