сильное впечатление своей формой. И Бергитте воспримет как передышку даже пустопорожние речи купцов. Судя по горячему раздраженному узлу, таившемуся в глубине сознания Илэйн, Капитан-Генерал Гвардии Королевы с трудом продиралась через бумажные завалы, находя представленные доклады неудобочитаемыми.
Застегнув в ушах сережки из связок жемчуга, Илэйн отпустила Эссанде к ее камину, во флигель пенсионеров. Хотя от предложенного Исцеления камеристка отказалась, Илэйн подозревала, что у той болят суставы. В любом случае Илэйн была уже готова к выходу. Корону Дочери-Наследницы надевать не надо; можно оставить ее на туалетном столике, на костяной шкатулке с драгоценностями. А драгоценностей у Илэйн было не очень много; большая часть уже заложена, а остальным, как и столовой посуде, грозит та же судьба. Сейчас бессмысленно об этом волноваться. Еще пара минут наедине с собой, а потом нужно впрягаться в телегу обязанностей.
В противоположных концах ее гостиной, где стены были обшиты темными панелями, а широкие карнизы украшены резными изображениями птиц, горели два высоких камина, с вычурными полками сверху. Тепла от них было куда больше, чем от одного в гардеробной, но и тут на белом мозаичном полу ковры лежали в несколько слоев. К удивлению Илэйн, в гостиной обнаружился Халвин Норри. Телега долга, как видно, поджидала совсем рядом.
Старший писец, когда Илэйн вошла в комнату, встал со стула с низкой спинкой, прижав к узкой груди кожаную папку, обошел украшенный завитушками стол в центре комнаты и неловко поклонился. Норри был худ, высок и длиннонос, редкие короткие волосы торчали за ушами пучками белых перьев. Он частенько напоминал ей цаплю. На подоле алой ливреи красовалось маленькое чернильное пятнышко, хотя под началом Норри находились все дворцовые писцы. Впрочем, клякса имела застарелый вид, и Илэйн подумала, не скрывает ли папка еще несколько таких же пятен на груди. Эта папка появилась в руках Норри, когда он начал носить форменное платье, через два дня после того, как это сделала госпожа Харфор. Оставалось неясным, облачился ли он в ливрею в знак лояльности или просто потому, что так поступила главная горничная.
– Прошу простить меня за настойчивость, миледи, – сказал он, – но я полагаю, что дела, с которыми я к вам явился, если и не безотлагательны, то представляют определенную важность. – Невзирая на важность этих дел, голос старшего писца звучал все так же монотонно.
– Разумеется, мастер Норри. Я не хотела бы заставлять вас проявлять настойчивость. – Он заморгал, глядя на нее, и она сдержала тяжкий вздох. Илэйн казалось, что Норри слегка глуховат, судя по тому, как он наклонял голову то туда, то сюда, словно стараясь получше расслышать. Может, поэтому голос его всегда столь монотонен. А может, он просто зануда. Илэйн заговорила погромче. – Присаживайтесь и расскажите, что это за важные дела.
Илэйн уселась на один из резных стульев, стоявших в стороне от стола, и жестом указала Норри на другой, но старший писец остался стоять. Как всегда. Илэйн, скрестив ноги и оправив юбки, приготовилась слушать.
В папку мастер Норри не заглядывал. Все, что было в бумагах, было и у него в голове, а брал он их с собой на тот случай, если Илэйн пожелает сама просмотреть доклады.
– Самое неотложное, миледи, и, пожалуй, самое важное: в ваших поместьях у Данабара открыты большие залежи квасцов. Первоклассных квасцов. Полагаю, банкиры, узнав о них, будут... м-м... выказывать меньше колебаний относительно моих запросов от вашего имени, – он коротко улыбнулся, лишь на миг изогнув тонкие губы. Но для него это было все равно, что в пляс от радости пуститься.
При упоминании о квасцах Илэйн выпрямилась и улыбнулась куда шире. Ей тоже хотелось прыгать от радости. И будь ее собеседником не Норри, а кто-то другой, глядишь, и запрыгала бы. Восторг был настолько силен, что на миг она ощутила, как ослабела раздражительность Бергитте. Квасцы в значительных количествах требовались красильщикам и ткачам, а среди прочих – стекловарам и изготовителям бумаги. Единственным источником высококачественных квасцов являлся Гэалдан – так, по крайней мере, было до недавнего времени, – и одних налогов на торговлю хватало на поддержание трона Гэалдана целые поколения. Квасцы, поставляемые из Тира и Арафела, были не столь высокого качества, однако приносили им в государственную казну почти столько же, сколько давали оливковое масло и драгоценности.
– Это очень важное известие, мастер Норри. Самое лучшее за весь сегодняшний день. – Скорее даже, самое лучшее с того дня, как Илэйн возвратилась в Кэймлин, но на сегодня уж точно замечательное. – Как скоро удастся преодолеть «колебания» банкиров?
Нельзя сказать, что те захлопывали у нее перед носом двери, не так грубо, конечно. Банкиры хорошо знали, сколько у нее сейчас мечей и сколько мечей за теми, кто ей противостоит. Но она не сомневалась, что на запасы квасцов они слетятся как мухи на мед. Ничуть не сомневался и Норри.
– Очень скоро, миледи, и, полагаю, на весьма выгодных условиях. Я скажу, что если их предложения будут недостаточно интересными, я обращусь в Тир или в Кайриэн. Они не пойдут на риск потерять клиентуру, миледи, – это было сказано все тем же сухим, ровным голосом, без намека на самодовольство, от чего не удержался бы на его месте любой другой. – Это будут займы в счет будущих доходов, разумеется, и предстоят также дополнительные траты. Сама добыча. Доставка. Данабар – местность гористая, и месторождение находится на удалении от Лугардского тракта. Тем не менее займов будет достаточно, чтобы удовлетворить ваши предполагаемые затраты на Гвардию, миледи. И на вашу Академию.
– «Достаточно» – вряд ли подходящее слово, мастер Норри, если только вы не оставите попыток отговорить меня от планов на Академию, – чуть ли не со смехом промолвила Илэйн. Своим ревнивым отношением к андорской казне он напоминал клушу с одним цыпленком и был тверд как кремень, противясь ее решению взять на содержание школу, основанную по распоряжению Ранда в Кэймлине. Он повторял свои доводы, пока голос его не превращался в бурав, сверливший ее череп. До сих пор школа представляла из себя несколько десятков ученых с учениками, разбросанных по разным гостиницам в Новом Городе, но даже зимой желающие прибывали каждодневно, и места требовалось все больше. Дворец им предоставлять она не собиралась, но где-то разместить их все-таки нужно. Норри пытался сберечь золото Андора, но Илэйн смотрела в будущее. Близился
– Я по-прежнему считаю, миледи, что риск очень мал, но его не стоит принимать во внимание в свете того, что я только что узнал из Тар Валона. – Тон Норри не изменился, но писец явно был взволнован. Пальцы его забарабанили по прижатой к груди кожаной папке, напоминая танцующих пауков, потом замерли. – Э-э... м-м... Белая Башня выступила с декларацией, которой признает... м-м... лорда Ранда Драконом Возрожденным и предлагает ему... м-м... защиту и руководство. Воззвание также предает анафеме любого, кто вступает с ним в переговоры иначе как через Башню. Сами понимаете, миледи, благоразумно остерегаться гнева Тар Валона.
Он со значением взглянул на кольцо Великого Змея на ее руке, лежавшей на резном подлокотнике. Разумеется, Норри был осведомлен о расколе в Башне – о нем теперь знали, пожалуй, все, кроме разве что какого-нибудь фермера, проживавшего на отшибе в Селейзине, – однако Норри был чересчур осторожен, чтобы поинтересоваться, на чьей она стороне. Впрочем, очевидно, что вместо «Белая Башня» он хотел сказать «Престол Амерлин». И одному Свету ведомо, что могло прозвучать вместо «лорд Ранд». Илэйн ни в чем его не упрекала. Норри был осторожным человеком, а на его должности подобное качество отнюдь не лишне.
Саму же Илэйн воззвание Элайды ошеломило. Нахмурясь, она задумчиво потрогала кольцо пальцем. Такое кольцо Элайда носит дольше, чем Илэйн живет на свете. Элайда заносчива, упряма, в своих ошибках признаваться не любит, глуха к чужому мнению, но она – не дура. Отнюдь не дура.
– Неужели она думает, что он
