Бармеллин катил на своей телеге по заснеженной дороге в Тремонсин, гадая, заплатит ли старая Маглин из «Девяти Колец» столько, сколько он запросит за сливовый бренди, бочонки с которым стояли у него за спиной. Радужных надежд Бармеллин не питал. Маглин весьма прижимиста и с серебром расстается крайне неохотно, а бренди был не очень-то хорош, к тому же зима перевалила за середину, и она вполне может решить, что лучше обождать весны, когда бренди будет получше. Вдруг до него дошло, что день кажется уж больно светлым. Почти что летний полдень, а не зимнее утро. И что самое странное, свечение как будто исходило из громадной ямы возле дороги, где в прошлом году что-то раскапывали рабочие из столицы. По слухам, там была чудовищных размеров статуя, но сам Бармеллин любопытством не страдал и своими глазами ее никогда не видел.

Теперь же, почти против воли, он натянул вожжи, останавливая свою крепенькую кобылку, потом слез и с трудом побрел по сугробам к краю ямищи. Она была в сотню шагов глубиной и раз в десять больше в поперечнике. От исходившего снизу слепящего сияния Бармеллину даже пришлось прикрыть лицо руками. Прищурясь и глядя в щели между пальцами, он различил внизу сияющий шар, подобный второму солнцу. И тут его осенило, что дело, должно быть, не обошлось без Единой Силы.

С полузадушенным воплем Бармеллин, проваливаясь в снег, кинулся обратно к телеге. Вскочил в нее и начал хлестать Нису, чтобы та живее переставляла ноги, одновременно стараясь развернуть кобылу назад, к родной ферме. Нет, лучше он будет сидеть дома, а бренди сам выпьет. Причем весь, до капельки.

Погруженная в свои мысли, Тимна шла неторопливым шагом, не глядя на оставленные под паром поля, что раскинулись на склонах холма. Тремалкин – большой остров, и на таком удалении от моря в воздухе почти не чувствовался привкус соли, однако ее тревожили Ата’ан Миэйр. Они отвергали Водный Путь, однако Тимна входила в число Указывающих, избранных, если сие возможно, защитить их от самих себя. Возложенная на нее обязанность стала ныне еще сложнее и трудней, они слишком взбудоражены из- за этого своего Корамура. На острове их осталось немного. Даже правители, вечно, как то бывает с Ата’ан Миэйр, мучительно переживающие пребывание вдали от моря, отправились на первых попавшихся суденышках на его поиски.

Внезапно взор Тимны привлек один из невспаханных холмов. Громадная каменная рука, торчавшая из земли, сжимала прозрачную сферу величиной с дом. И сфера эта сияла, как ослепительное летнее солнце.

Все мысли об Ата’ан Миэйр вылетели из головы. Тимна подобрала плащ и уселась на землю, с улыбкой размышляя, что она, возможно, собственными глазами видит исполнение пророчества и конец Иллюзии.

– Если ты и вправду одна из Избранных, я буду служить тебе, – с сомнением в голосе произнес бородатый мужчина, стоявший перед Синдани, но она не слушала, что он там говорит.

Она чувствовала. Такое количество саидар, зачерпнутое в одном месте, было поистине маяком, сигнальным костром, который способна ощутить и обнаружить любая женщина в мире, обладающая даром направлять Силу. Значит, он нашел женщину, чтобы та пустила в ход второй ключ доступа. С ним вместе она сама могла бы бросить вызов Великому Повелителю – и самому Создателю! Она готова была разделить с ним власть, позволить ему править миром подле нее. И он пренебрег ее любовью, пренебрег ею!

Лепечущий ей что-то болван был человеком важным – по понятиям, принятым здесь и сейчас, – но у нее не было времени проверять, заслуживает он доверия или нет. А не будучи в нем уверенной, она не могла оставить его здесь одного. Не могла – когда чувствовала, как рука Моридина поглаживает кор’совру, в которую заключена ее душа. Тонкий, как бритва, поток Воздуха надвое рассек бороду болвана, срезав голову. Другой поток отшвырнул тело, чтобы ударившая фонтаном из шеи кровь не забрызгала ей платье. Не успели еще голова и тело упасть на каменный пол, как Синдани уже спряла переходные врата. Ее манил маяк.

Она шагнула из врат в раскинувшийся на холмах лес. Окинув взглядом голые замерзшие ветви, с которых местами свешивались увядшие бурые жгуты вьющихся растений, и редкие коврики снега, она задумалась, куда же завлек ее маяк. Впрочем, это было неважно. Сигнал полыхал к югу от нее – такого количества саидар хватит, чтобы одним махом опустошить целый континент. Он должен быть именно там, он и еще какая-то женщина, с которой он изменил ей. Она аккуратно зачерпнула Силу, готовясь спрясть паутину, в которой его ждет смерть.

С безоблачного неба полоснули молнии – таких Кадсуане никогда не видывала: не зубчатые стрелы, а голубовато-серебристые копья били по вершине холма, где она стояла, но ударяли они в сплетенный ею перевернутый щит, с оглушительным грохотом взрываясь в пятидесяти футах над головой. Даже под прикрытием щита воздух потрескивал, и волосы у Кадсуане приподнимались и шевелились. Без помощи свисавшего с прически ангриала, похожего на птичку-сорокопута, она ни за что не удержала бы шит.

Вторая золотая птичка, ласточка, висела у нее на руке на цепочке.

– Там, – сказала Кадсуане, указывая в ту сторону, куда как будто летела птичка. Жаль, что нельзя определить, насколько далеко место, где направляли Силу и мужчина то был или женщина, но придется обойтись одним направлением. Она надеялась, что не будет никаких... неприятных происшествий. Там находились и ее люди. Впрочем, если предупреждение пришло одновременно с нападением, то особо сомневаться не приходится.

Едва это единственное слово слетело с уст Кадсуане, как в лесу на севере расцвел огненный фонтан, потом еще один и еще, и вот уже линия огня уступами устремилась на север. В руках юного Джахара ослепительно пламенел Калландор. Удивительно, но, судя по напряжению в лице Элзы и по тому, как ее пальцы вцепились в юбки, именно она направляет эти потоки.

Мериса сгребла в горсть черные волосы мальчика и нежно потянула.

– Спокойней, мой милый! – промурлыкала она. – О-о, держи ровней, мой очаровательный силач!

Он обаятельно улыбнулся ей.

Кадсуане чуть заметно покачала головой. Трудно понять взаимоотношения любой сестры с ее Стражем, а уж тем более – у Зеленых, но сейчас ей было не до того, чтобы вникать, что происходит у Мерисы с ее мальчиками.

Внимание Кадсуане куда больше занимал другой мальчик. Найнив покачивалась, стонала от исступленного восторга, который дарило ей невероятное количество саидар, но Ранд сидел как каменный, по его неподвижному лицу катился пот. Взгляд застыл, глаза сверкали как отполированные сапфиры. Осознает ли он вообще, что творится вокруг него?

Ласточка на цепочке под ее рукой повернулась.

– Там, – сказала Кадсуане, указывая на развалины Шадар Логота.

Ранд больше не видел Найнив. Он не видел ничего, ничего не чувствовал. Он плыл в волнах огненных морей, карабкался по рушащимся ледяным горам. Порча накатывалась подобно океанскому приливу, стремясь смести его. Если он хоть на миг утратит контроль, порча обдерет с него все, что он есть, и унесет ошметки по той трубе. И совсем плохо было то, что порчи на мужской половине Источника как будто не становилось меньше, хотя мерзость потоком неслась через странный цветок. Порча походила на масло, плавающее на воде слоем столь тонким, что его не замечаешь, пока не коснешься, однако покрывала она всю безграничную поверхность мужской половины Источника, будучи сама целым океаном. Ему нужно продолжать начатое и держаться. Нужно. Но как долго? И сколько он сможет продержаться?

Если он сумеет свести на нет то, что ал’Тор сделал с источником, подумал Демандред, шагнув из переходных врат в Шадар Логот, если отметет все его потуги одним мощным, неожиданным ударом, то, возможно, убьет этим и его самого или хотя бы выжжет способность направлять Силу. Он разгадал план ал’Тора, стоило только понять, где оказались ключи доступа. Блестящий замысел, не мог не признать Демандред, как бы безумно опасен он ни был. Льюс Тэрин всегда был мастер составлять планы, правда, не слишком выдающийся. Ему, Демандреду, например, он и в подметки не годился.

Однако, бросив один взгляд на усыпанную битым камнем улицу, Демандред решил все же ничего не