незаживающие, не поддающиеся Исцелению раны в боку.

Льюс Тэрин, кажется, трепетал в растерянности. Или страхе. Создавалось впечатление, что, приблизившись за день до того к смерти, он уже больше не хотел умирать. Впрочем, нет, умирать Льюс Тэрин не хотел никогда. Его лишь одолевало постоянное желание убивать – правда, довольно часто речь шла и о том, чтобы убить и себя самого.

О Свет, подумал Ранд, скоро убийств будет более чем достаточно. Их уже более чем достаточно – последние шесть дней стали настоящим пиршеством для стервятников. Неужто прошло только шесть дней? Ранд не позволил сожалению или отвращению коснуться себя – чтобы осуществить задуманное, требовалось железное сердце. И железный желудок. Льюс Тэрин молчал.

Наклонившись, Ранд дотронулся до свертка под стремянными ремнями. Нет, пора еще не приспела. А быть может, и не приспеет. По поверхности кокона Пустоты рябью пробежала неуверенность. Ему хотелось надеяться, что пора не придет; в любом случае, ощущение за гранью Пустоты не было страхом. Пусть неуверенность, но не страх. Не страх!

Половину раскинувшихся в округе пологих холмов покрывала поросль низеньких корявых оливковых деревьев. Копейщики уже прочесывали рощи, но, похоже, там никого не было: местные жители, по- видимому, разбежались кто куда. Дальше, в нескольких милях к западу, холмы поросли темным, густым лесом. Ниже по склону уже строились легионеры: четкость ровных шеренг несколько нарушалась не слишком аккуратным квадратом приписанных теперь к Легиону иллианских добровольцев. Завершив построение, легионеры сошли с дороги, открыв путь Защитникам и Спутникам. Копыта и сапоги тонули в вязкой глинистой почве, но небо, на удивление, было почти безоблачным. Светило бледно-желтое солнце, и нигде на виду не показывалось летающей твари крупнее воробья.

Дашива и Флинн, а также Эдди, Хопвил, Морр и Наришма удерживали проходы, части из которых Ранд не видел: их скрывали холмы. Он хотел провести армию как можно скорее, и потому каждый человек в черном, не занятый разведкой – за исключением нескольких солдат, наблюдающих за небосклоном, – держал плетение врат. Даже Гедвин и Рочайд, хотя оба недовольно кривились, похоже, считая ниже своего достоинства столь заурядное дело, как создание и удержание проходов, тем паче предназначенных для других.

По склону легким галопом поднялся Башир: судя по тому, как непринужденно он держался, подъем не представлял сложности для салдэйца и для его гнедого. Плащ генерала был распахнут, несмотря на утреннюю свежесть, конечно, не сравнимую с морозом в горах, но все же вполне ощутимую. Башир небрежно кивнул Айлил и Анайелле и, получив в ответ унылые взгляды, усмехнулся в густые усы. Не слишком добрая усмешка. К обеим женщинам он испытывал доверия не больше, чем сам Ранд, и о его сомнениях они знали. Анайелла, торопливо отвернувшись от Башира, принялась поглаживать гриву своего мерина. Айлил замерла как статуя, крепко вцепившись в поводья.

После недавнего происшествия Ранд не отпускал эту парочку от себя: даже свои палатки им приходилось ставить близ его шатра. На покрытом побуревшей травой противоположном склоне Денхарад окинул взглядом выстроенных позади него дружинников обеих леди и вновь воззрился на Ранда. Вполне вероятно, что он следил и за Айлил, и за Анайеллой, но уж за Рандом – наверняка. Ранд испытывал сомнения, не зная, какое чувство в женщинах сильнее: страх оказаться обвиненными в гибели Лорда Дракона или же желание увидеть его мертвым. Но в одном он не сомневался – если они действительно хотят увидеть его мертвым, такой возможности им не представится.

Кому под силу постичь женское сердце! – хмыкнул Льюс Тэрин. Женщина способна убить в том случае, когда мужчина всего-навсего пожмет плечами, и пожмет плечами, когда мужчина мог бы убить.

Ранд не обратил внимания на эти слова. Последний из остававшихся на виду проходов исчез: Аша’маны садились на коней. С такого расстояния не определить, удерживают ли они саидин, но едва ли это имело значение, пока за Источник держался сам Ранд. Дашива попытался одним махом вскочить в седло и чуть не свалился, причем дважды, прежде чем оказался верхом. Большинство одетых в черное людей уже разъезжались, направляясь кто на юг, кто на север. Конные ополченцы лордов и леди собирались на ближнем склоне под командованием Башира: самые знатные или те, кто привел самые крупные отряды, старались выдвинуться в первые ряды. В тех случаях, когда первенство не было очевидным, не обходилось без споров и перебранок. Тихера и Марколин с ничего не выражающими лицами гарцевали на флангах: к ним могли обратиться за советом, но оба знали, что право принимать решения остается за другими. Вейрамон раскрыл рот и сделал напыщенный жест, очевидно, намереваясь произнести еще одну речь о выпавшей им великой чести и славе следовать за Возрожденным Драконом. Сунамон и Ториан, привычные к его разглагольствованиям и достаточно могущественные, чтобы не слушать, сблизили коней и повели разговор, негромкий, но, по-видимому, напряженный. Лицо Сунамона было непривычно твердым, а физиономия Ториана покраснела под стать атласным вставкам на рукавах его куртки. Бертом и некоторые другие кайриэнцы посмеивались, отпуская шуточки: болтовней Вейрамона все были сыты по горло. А вот Семарадрид хмурился всякий раз, стоило ему бросить взгляд на Айлил или Анайеллу; должно быть, его отнюдь не радовало, что женщины, особенно соотечественницы, постоянно пребывали подле Ранда.

– Примерно в десяти милях от нас, – громко возгласил Ранд, – готовится к удару армия в добрых пятьдесят тысяч человек. – Это уже не было новостью, но голоса тотчас смолкли, все взоры обратились к нему. Вейрамон досадливо поджал губы: более всего он любил слушать собственные речи. Гуам и Мараконн пощипывали напомаженные бородки и улыбались. Глупцы! Семарадрид походил на человека, умявшего целый жбан испорченных слив, на лицах Грегорина и трех других членов Совета Девяти читалась мрачная решимость. Эти вовсе не были глупцами. – Разведчики не обнаружили никаких признаков сул’дам и домани, – продолжил Ранд, – но даже без них, даже с Аша’манами на нашей стороне, вражеских сил достаточно, чтобы перебить многих из нас, если кто- нибудь забудет план. Но его никто не забудет. Я уверен.

На сей раз его строжайшее распоряжение было простым и ясным: никаких действий без приказа. Никаких атак, даже если кому-то взбредет в голову, будто представилась прекрасная возможность.

Вейрамон улыбнулся улыбкой, пожалуй, даже более масленой, чем когда-либо удавалось изобразить Сунамону.

План был незатейлив: пятью колоннами, с Аша’манами во главе каждой, ударить по противнику со всех сторон одновременно. По возможности со всех сторон. Послушать Башира, так выходило, что чем проще план, тем лучше. Имея на блюде жирного поросенка, уверял салдэйец, нет нужды гоняться по лесу за вепрем, который, чего доброго, еще выпустит тебе кишки.

Любой план хорош, пока с врагом не столкнешься, произнес в голове Ранда Льюс Тэрин. На мгновение его голос показался почти здравым. Что-то не так! – неожиданно взревел Льюс Тэрин и закатился безумным смехом, переходящим в кашель. Такого не может быть! Что-то странное, что-то дурное: всплески, судороги, рябь. Этого не может быть! Я, наверное, сошел с ума!

Льюс Тэрин исчез прежде, чем Ранд успел подавить его голос, но если что-то и обстояло не так, то не с планом. Иначе Башир налетел бы на Ранда как селезень на жука.

И уж конечно, Льюс Тэрин сумасшедший: весь вопрос в том, как долго сумеет оставаться в своем уме Ранд. Горькая выйдет шутка над миром, если Возрожденный Дракон лишится рассудка еще до начала Последней Битвы. Он с трудом удержался от невеселого смеха.

Лорды недовольно ворчали, когда по указаниям Ранда их расставляли по местам. В большинстве своем они уже оправились от потрясения, вызванного схваткой в горах, и снова были готовы бороться за первенство.

Вейрамон все еще хмурился – не иначе из-за того, что его лишили возможности закончить речь, однако, отвесив Ранду поклон и вскинув голову так, что его бородка торчала вперед, точно копье, поехал на