Лан остался жив. Может быть. Что касается самого Лана, он получил то, что заслужил, раз позволил связать себя узами с другой женщиной, зная, что Найнив сохнет по нему.

Эгвейн надеялась, что ее голос прозвучал как обычно, но видимо, это было не так, потому что Мирелле тотчас же снова пустилась в объяснения:

– Мать, передача уз вовсе не такое уж плохое дело. Все равно что жена перед смертью вверила бы мужа заботам другой женщины. Чтобы знать, что он попадет в хорошие руки.

Эгвейн посмотрела на нее таким тяжелым взглядом, что Мирелле отшатнулась и чуть не упала, наступив на собственный подол. Каких только не бывает обычаев! Каждый раз, когда Эгвейн казалось, что теперь она знает о самом странном, вскоре выяснялось, что существуют еще более удивительные.

– Мы не в Эбу Дар, Мирелле, – сухо сказала Суан, – и Страж – не муж. Во всяком случае, для большинства из нас. – Мирелле вызывающе вскинула голову, услышав это заявление. Некоторые сестры выходили замуж за своих Стражей, очень немногие; мало кто вообще имел мужей. Никто не знал подробностей, но ходили слухи, что Мирелле была замужем за всеми тремя своими Стражами, что, конечно, даже в Эбу Дар сочли бы нарушением всех обычаев и законов. – Не такое уж плохое дело, ты полагаешь, Мирелле? Не такое уж плохое? – мрачным тоном, в котором сквозило плохо сдерживаемое отвращение, продолжала Суан.

– Нет закона, запрещающего это, – возразила Нисао, обращаясь, однако, к Эгвейн, а не к Суан. – Нет закона, запрещающего передачу уз. – Она сердито посмотрела на Суан, полагая, что этого будет достаточно, чтобы та отступила и закрыла рот.

Суан, однако, не сделала ни того, ни другого.

– Суть не в этом, не правда ли? – требовательно спросила она. – Пусть этого не происходило за... сколько? Четыреста или даже больше лет? Пусть сейчас многие обычаи изменились. Все равно ты не стала бы так таиться от остальных, будь дело только в том, что Морейн передала тебе узы Лана. Суть в том, что у него просто не было выбора. Проклятье, ты не хуже меня знаешь, что существует возможность связать мужчину узами против его желания, и, по-моему, ты очень ловко именно это и проделала!

Наконец все составные части головоломки встали для Эгвейн на свои места. Ее охватило такое же отвращение, которое владело Суан. Если Айз Седай связывала с собой мужчину против его желания, это было равносильно... изнасилованию. В подобном случае у него имелось столько же шансов вырваться, сколько у фермерской девчонки, которую мужчина комплекции Лана зажал в углу сарая. Да что там говорить – трое мужчин комплекции Лана! Сестры, однако, не всегда были так уж щепетильны – тысячу или более лет назад на подобное происшествие никто бы, наверно, и внимания не обратил. Но даже и сегодня не раз обсуждалось, понимает ли на самом деле мужчина, на что он соглашается. Искусством лицемерия Айз Седай владели в совершенстве, так же как умением хранить тайны и плести интриги. Эгвейн точно знала – Лан долго сопротивлялся охватившей его любви к Найнив. Какая-то чушь о том, что, поскольку он связан узами, смерть ходит за ним по пятам, и значит, рано или поздно Найнив окажется вдовой, а он, дескать, не хочет этого; мужчины вечно болтают всякую ерунду, веря, что проявляют таким образом практичность и умение рассуждать логически. И все же, как бы глупо ни звучали его аргументы, разве Найнив связала бы его насильно, имей она такую возможность? Разве сама Эгвейн поступила бы так с Гавином? Он говорил, что готов связать себя с ней узами, а если бы он изменил свое мнение?

Губы Нисао зашевелились, но она не могла подыскать нужных слов. Она бросила на Суан сердитый взгляд, точно та виновата во всем, но в конце концов обрушила свой гнев на Мирелле.

– Мне не нужно было слушать тебя! – почти зарычала она. – Наверно, я с ума сошла!

Несмотря ни на что, Мирелле до сих пор сохраняла спокойствие, но сейчас у нее сделалось совершенно потерянное лицо, точно она внезапно ощутила слабость в коленях.

– Я сделала это не ради себя, Мать. Поверь мне. Только чтобы спасти его. Как только его жизни не будет ничего угрожать, я передам его Найнив, этого и Морейн хотела. Как только Найнив...

Эгвейн вскинула руку, и Мирелле умолкла на полуслове, точно ей заткнули рот.

– Ты имеешь в виду – передать его узы Найнив?

Мирелле нерешительно кивнула; Нисао тоже, но гораздо энергичнее. Нахмурившись, Суан пробормотала что-то насчет того, что такая двойная передача может оказаться гораздо хуже. Лан все так же продолжал вертеть мечом. Два кузнечика выскочили из листьев позади него, и он, мгновенно обернувшись на шорох и не прекращая движения, смахнул их мечом.

– Ты считаешь, что добилась успеха? Ему стало хоть немного лучше? Сколько времени он уже с тобой?

– Всего две недели, – ответила Мирелле. – Точнее, сегодня двенадцатый день. Мать, на это могут уйти месяцы, и никакой гарантии нет.

– Может быть, в этом случае имеет смысл попробовать другой подход, – задумчиво произнесла Эгвейн, обращаясь скорее к самой себе. Стараясь убедить саму себя. Лан сейчас в таком состоянии, что не всякая с ним справится. Однако, связанный узами или нет, он принадлежал Найнив больше, чем кому бы то ни было, во всяком случае больше, чем Мирелле.

И все же, когда Эгвейн, пересекая лощину, направилась к Лану, сомнения нахлынули на нее с новой силой. Он продолжал свой смертоносный танец, только теперь меч был направлен в сторону Эгвейн. Кто-то вскрикнул, когда сверкающий клинок замер всего в нескольких дюймах от ее лица.

Блестящие голубые глаза пристально вглядывались в нее из-под низко нависших бровей. Его лицо казалось высеченным из камня. Пот выступил на теле и лице, но дыхание оставалось спокойным. Лан медленно опустил меч.

– Так это ты теперь Амерлин. Мирелле говорила, что они кого-то выбрали, но не сказала, кого именно. Значит, это ты. Что ж, не так уж плохо. – Его улыбка была так же холодна, как голос, как взгляд.

Эгвейн удержалась от того, чтобы поправить палантин, напомнив себе, что она Амерлин и Айз Седай и ей ни к чему эти трюки. Она ощутила острое желание обратиться к саидар. Только сейчас она полностью осознала, какой опасности подвергалась.

– Найнив теперь тоже Айз Седай, Лан. Ей нужен хороший Страж.

Одна из женщин позади нее судорожно вздохнула, но Эгвейн не отрывала взгляда от лица Лана.

– Надеюсь, она найдет себе героя из легенды, – коротко рассмеявшись, ответил он. – Только герою под силу вынести ее характер.

Этот смех – холодный, жесткий – придал Эгвейн решимости.

– Найнив в Эбу Дар, Лан. Ты знаешь, какой это опасный город. Она разыскивает там кое-что, в чем мы отчаянно нуждаемся. Если Черная Айя узнает об этом, ее убьют, чтобы заполучить то, что она ищет. Если Отрекшиеся узнают... – Прежде его глаза казались холодными как лед, но боль, внезапно вспыхнувшая в них при упоминании об угрожающей Найнив опасности, убедила Эгвейн в том, что она на верном пути. Найнив имела на него все права – не Мирелле. – Я посылаю тебя к ней, чтобы ты защищал ее как Страж.

– Мать! – воскликнула за ее спиной Мирелле.

Эгвейн вскинула руку, призывая Зеленую сестру к молчанию:

– Безопасность Найнив – в твоих руках, Лан.

Он не колебался ни мгновения и даже не оглянулся на Мирелле.

– На дорогу до Эбу Дар у меня уйдет по меньшей мере месяц. Арейна, седлай Мандарба! – Сделав движение, чтобы повернуться и уйти, он вдруг остановился и протянул руку, точно хотел прикоснуться к накидке Эгвейн. – Прости меня за то, что помог увезти вас из Двуречья. Тебя и Найнив. – Лан скрылся в палатке, и тут же Мирелле, Нисао и все остальные окружили Эгвейн.

– Мать, ты не понимаешь, что делаешь, – тяжело дыша, сказала Мирелле. – Это все равно что разрешить ребенку играть с зажженным фонарем в дровяном сарае. Поняв, что его узы перешли ко мне, я хотела сначала подготовить Найнив... Я надеялась, что у меня будет время. Но она так быстро получила шаль... Она не сможет... Она не готова к тому, чтобы справиться с ним. С таким, каким он стал.

Эгвейн призвала на помощь все свое терпение. Они все еще ничего не понимали.

– Мирелле, дело не в этом, даже если бы Найнив вообще не могла направлять. – Так и было, пока что-нибудь не разозлит ее хорошенько. – И ты прекрасно это понимаешь. Есть кое-что, чего ты сделать не можешь. А именно – поставить перед Ланом цель, настолько для него важную, чтобы он захотел жить ради