стрела, пущенная в спину, убивает Айз Седай так же, как любого другого, и прочее в таком духе. Слушая его, Эгвейн внутренне возмутилась и решила, что следующий мужчина, который заговорит с ней подобным образом, непременно поплатится за это. Три Айз Седай, вне всякого сомнения, стоили не меньше трехсот мужчин. В конце концов его ворчливые протесты и негодующие гримасы иссякли, и ему не оставалось ничего другого, как повиноваться. Брин надел шлем и направил коня вниз, к дороге, на которой застрял торговый караван; он не стал возвращаться тем путем, которым они прибыли. С точки зрения Эгвейн это было даже лучше.

– Веди нас, Суан, – сказала Эгвейн, когда Брин удалился на достаточное расстояние.

Суан смотрела вслед Брину с таким видом, будто он все время безумно раздражал ее своим присутствием. Фыркнув, она надвинула на лоб соломенную шляпу, развернула свою кобылу – точнее говоря, чуть не волоком заставила ее развернуться – и ударами пяток вынудила ту тронуться с места. Эгвейн жестом указала Мирелле следовать за ней. Та, конечно, послушалась; ей, как и Брину, не оставалось ничего другого.

Сперва Мирелле искоса поглядывала на Эгвейн, явно ожидая расспросов о сестрах, которых Шириам и ее приятельницы послали в Белую Башню, и готовя оправдания. Прежде всего, конечно, связанные с тем, что они посмели проделать все это, не уведомив даже Совет. Однако чем дольше Эгвейн скакала, не раскрывая рта, тем беспокойнее ерзала в седле Мирелле. Спустя некоторое время она уже взволнованно облизывала губы: знаменитая выдержка Айз Седай явно начала трещать по швам. Молчание – очень действенное орудие.

Некоторое время всадницы слышали лишь цокот копыт собственных коней и редкие крики птиц в кустах. Однако когда стало ясно, что они заметно отклонились к западу от пути, ведущего в лагерь, Мирелле заерзала в своем седле, точно сидела на крапиве. Это наводило на мысль, что по крупицам собираемые Суан подозрения, наверно, все же имели под собой достаточно веские основания.

Когда Суан еще раз повернула к западу и направила лошадь между двумя странными холмами, напоминающими склонившиеся друг к другу уродливые головы, Мирелле натянула поводья.

– Там... там... вон в той стороне есть водопад, – сказала она, указывая на восток. – Он, правда, и раньше, до засухи, был не слишком велик, но просто прелестен.

Суан тоже остановилась и с легкой улыбкой оглянулась.

Какие тайны скрывала Мирелле? Эгвейн разбирало любопытство. На лбу Зеленой сестры она заметила единственную, но крупную бусину пота, сверкающую в тени серой шляпы. И вздрогнула. Теперь просто необходимо выяснить, из-за чего Айз Седай настолько взволновалась, что аж вспотела.

– Мне почему-то кажется, что в той стороне, куда едет Суан, нас ожидает несравненно более интересное зрелище. Как ты считаешь? – сказала Эгвейн, поворачивая Дайшара, и Мирелле мгновенно снова ушла в себя, точно улитка в раковину. – Поехали!

– Ты все знаешь, да? – еле слышно прошептала Мирелле, когда они проехали между склонившимися друг к другу холмами. Пот теперь просто струился по ее лицу; вне всякого сомнения, она была потрясена до глубины души. – Все. Как могло случиться, что ты?.. – Внезапно она выпрямилась, гневно глядя в спину Суан. – Это все она! Суан с самого начала была твоим человеком! – Казалось, Мирелле возмущена этим обстоятельством до глубины души. – Как мы могли быть до такой степени слепы? И все равно я не понимаю. Мы проявляли такую осторожность...

– Если хочешь сохранить тайну, – презрительно бросила через плечо Суан, – не пытайся так далеко к югу покупать горец перечный.

Что это такое – горец перечный? И к чему Суан вспомнила о нем? Как бы то ни было, Мирелле вздрогнула. О том, насколько она выведена из равновесия, можно было судить хотя бы по тому, что, вопреки обыкновению, с ее стороны не последовало быстрого ответа, который поставил бы Суан на место. Мирелле лишь облизнула губы, точно у нее внезапно пересохло во рту.

– Мать, ты должна понять, почему я... почему мы это сделали. – Ее голос звучал так, будто она обезумела, внезапно столкнувшись с Отрекшимся или даже с собственным призраком. – Не только потому, что Морейн просила об этом, а она была моим другом. Нельзя оставлять их умирать. Это несправедливо! Сделка, которую мы заключаем, временами оказывается очень нелегкой для нас, но для них еще труднее. Ты должна понять. Должна!

Именно в этот момент, когда Эгвейн полагала, что сейчас она наконец получит все необходимые объяснения, Суан внезапно остановила свою лошадку и повернулась лицом к спутницам, так что Эгвейн чуть не налетела на нее.

– Думаю, для тебя же будет лучше, Мирелле, если дальше нас поведешь ты, – холодно, точнее, даже презрительно сказала она. – Согласие сотрудничать может отчасти искупить твою вину. Хоть немного.

– Да, – кивнула Мирелле, безостановочно теребя руками поводья. – Да, конечно.

Теперь она ехала впереди, и вид у нее был такой, точно она вот-вот заплачет. На лице Суан, скакавшей сзади, явственно читалось облегчение. У Эгвейн голова просто трещала от вопросов. Какая сделка? С кем? Кому позволять умирать? И кто такие эти «мы»? Шириам и остальные? Однако расспрашивать Суан она не решилась. Мирелле могла их услышать, а обнаруживать свою неосведомленность в данный момент, конечно, нежелательно. Мудрая женщина, которая чего-то не знает, молчит и слушает, гласит поговорка. И еще одна. У кого есть один секрет, у того их наверняка не меньше десятка. Ничего не оставалось, как только следовать этим мудрым советам, по возможности стараясь удержать ситуацию в руках. Но какова Суан! Она явно знала больше того, о чем рассказывала Эгвейн, а это никуда не годится. Придется сделать ей выговор. Стиснув зубы и призвав на помощь всю свою выдержку, Эгвейн постаралась придать себе как можно более беззаботный вид. Будь мудрой.

Почти возвратившись на дорогу, на которой раскинулся лагерь, Мирелле свернула на тропинку, ведущую к низкому холму с плоской вершиной, заросшему соснами и болотными миртами. У подножия холма в небольшой лощине росли два гигантских дуба, под могучими переплетающимися ветвями которых стояли три островерхие палатки из залатанной парусины. Рядом паслись лошади, стояла повозка, а немного в стороне, у специально сооруженных коновязей, были привязаны еще пять боевых коней.

Под навесом перед одной из палаток, точно собираясь приветствовать гостей, стояла Нисао Дачен, в платье для верховой езды, очень просто скроенном, неяркого бронзового цвета, а рядом с ней – Сарин Хойган, ее Страж. Лысый как пень и такой же кряжистый, с густой черной бородой, в куртке оливково- зеленого цвета, какие часто носили Гайдины, он был выше Нисао. В нескольких шагах от них двое из трех Гайдинов Мирелле настороженно наблюдали, как Эгвейн и остальные спускаются в лощину. Крой Макин, стройный и светловолосый, и Нугел Дроманд, смуглый, грузный, с бородой, но без усов. Никто из них не выглядел удивленным. Очевидно, один из Стражей, который охранял их, подал сигнал. Открывшееся взору Эгвейн зрелище по-прежнему не проливало ни малейшего света на то, к чему вся эта секретность и по какой причине Мирелле нервно облизывала губы. Хотя... Если Нисао и в самом деле собирается приветствовать их, с какой стати ее руки все время беспокойно теребят складки юбок? Вид у нее был такой, будто перед ней, отрезанной от Источника, прямо из-под земли возникла Элайда.

Из-за угла палатки выглянули две женщины и тут же шмыгнули обратно, но Эгвейн успела разглядеть их. Николь и Арейна. Неожиданно ей стало очень не по себе. Куда это Суан привела ее?

Суан между тем слезла с лошади, не проявляя ни малейших признаков нервозности.

– Приведи его, Мирелле. Прямо сейчас. – Суан с явным удовольствием возмещала себе все, что ей пришлось вынести; скрежет напильника, наверно, звучал бы приятнее, чем ее голос. – Теперь уже поздно скрывать.

Этот тон заставил Мирелле лишь слегка нахмуриться, что само по себе выдавало ее напряженность. С заметным усилием взяв себя в руки, она без единого слова сдернула с головы шляпу, спрыгнула на землю и, скользнув к одной из палаток, скрылась внутри. Нисао выглядела так, точно примерзла к земле, однако ее глаза, и без того большие, распахнулись еще шире.

Момент был подходящий – все, кроме Суан, находились достаточно далеко и не могли расслышать сказанного.

– Зачем ты вмешалась? – чуть слышно, но требовательно спросила Эгвейн, спешиваясь. – Она уже была готова признаться... во всем... И тут ты... Я ведь пока ничего не понимаю. Что еще за горец перечный?