или где-то в Сибири.

? Это я, Михась ? закричал я.

Я был прав. Она не спала. Из-за двери послышался её голос.

? Михась? Неправда. Он уехал. Я видела, как он ушёл на рассвете.

Наверно она не узнала мой голос, потому что я кричал. Поэтому я сказал уже обыкновенным тоном.

? Пани Шебець, клянусь ? это я. Михась.

? Но ты же ушёл, я видела тебя на рассвете, теперь ты должен уже быть в Яворе.

? Да, но железнодорожную станцию разбомбили, поезда не ходят.

? Разбомбили? Ты что, с ума сошёл? Кто?

? Немцы. Началась война, пани Шебець, настоящая война. Пан Коваль отправил меня известить вас. Вы должны радоваться, вам вернут дом, вы снова станете хозяйкой.

Такая перспектива ей нравилась, после минутного молчания она добавила:

?Я хотела бы верить тебе, но…? она не закончила предложения, потому что воздух расколол взрыв, дом аж зашатался. Я упал на пол. Прозвучала серия последующих взрывов.

Встав, я посмотрел через разболтанное окно веранды. На другой стороне улицы, неподалёку от нашего дома бомба оставила глубокую воронку. Посмотрев левее, на Кульпарковскую, я увидел темное облако над бывшей психиатрической больницей. Россияне в прошлом году превратили её в военную базу. Мы с Богданом не один час следили за войсками, которые там располагались. От мысли, что немцы используют информацию, которую мы собирали, мне стало как-то не по себе.

Рыжебородый император Барбаросса, наверно, испытывал радость в своём гробу, видя, как его потомки борются за то, что не удалось ему семь столетий тому назад. Историки смеялись над Священной Римской империей. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Операция «Барбаросса», как называли поход против Советского Союза, поможет создать невиданную до сих пор империю от Северного моря до Средиземного, от Атлантического океана аж до Урала, а может и дальше.

Гитлер, исполнитель воли Барбароссы, был уверен в успехе. Современные технологии дали ему невероятные возможности вести войну неизвестным до сих пор способом. Имя этого способа было Blitzkrieg. Сила Blitzkrieg была в неожиданности и скорости — молниеносной скорости воздушных и наземных атак. Так воевали разве что древние боги. Зевс и Юпитер были мастерами этого дела. Они, как никто другой, умели использовать молнию как оружие.

Внезапная бомбёжка Львовской железнодорожной станции и военных лагерей засвидетельствовали начало войны. Уже несколько дней во Львов доносится эхо немецких наземных боёв. На восьмой день немецкая армия была уже на подступах ко Львову. Под молниеносным напором бомбардировщиков и танков российская армия отступала.

Первым в город вошёл батальон «Нахтигаль» ? батальон соловьёв. Это было 30 июня. Нахтигаль ? соловья считали родным сыном Украины. Хорошие и не очень хорошие поэты воспевали его во многих стихах, немало пели песен, наследуя птичий голос.

Воины «Нахтигаль» были украинцами в немецкой форме. Немцы создали батальон, чтобы, двигаясь дальше на Восток, иметь переводчиков. Однако, члены батальона, имели иную цель. Для них «Нахтигаль» был первым отрядом будущей Украинской армии. Как члены ОУН они стремились к независимости Украины и от России, и от Германии. Именно ОУН была той тайной Организацией, к которой принадлежали мы с Богданом. Командование батальона «Нахтигаль» перехитрило регулярные отряды немецкой армии и появилось во Львове на семь часов раньше. В городе немедленно провозгласили независимость Украины и создание Временного правительства под руководством ОУН. Все улицы были облеплены плакатами, которые провозглашали это историческое событие. Над Ратушей развивался сине-жёлтый флаг. Мама когда-то говорила, что синий цвет обозначал небо и свободу, а жёлтый ? пшеничные поля и независимость.

Встретившись с Богданом, мы не могли вымолвить и слова, просто стояли и зачарованно смотрели один на другого. Ещё несколько дней назад мы боялись. Я хотел убежать на Запад, однако Запад сам пришёл сюда. Мы свободные! Видеть сине-жёлтые цвета вместо кроваво-красных цветов, которые душили нас страхом, было невероятным счастьем.

? Да здравствует Украина! ? выкрикнул Богдан, когда мы подошли к университету ? нынешней резиденции Временного правительства.

Здание университета тянулось вдоль нижней стороны парка Иезуитов. Как суды и тюрьмы, её возвели во времена Австро-Венгрии. Построили университет как доказательство того, что император любил искусство и науку. То здание смотрелось как императорский орёл, который вот-вот поднимется в воздух. Два крыла его разделяла центральная часть с высокими ионическими колоннами. Оно пережило императора и его империю. Когда в конце Первой мировой войны империя распалась, огромную гранитную статую Франца-Иосифа, что стояла напротив университета, сбросили и выбросили на свалку. Имперские эмблемы заменили гербами только что созданного Польского государства.

Два года назад россияне вместо польской символики установили красные звёзды и серпы с молотами. Теперь, когда россияне дали драпа, а немцы ещё не объявили своих прав на здание, оно «принадлежало нам». На фасаде, рядом со статуями трёх муз ? правды, науки и власти ? развевались жёлто-голубые стяги.

Наконец Львов стал «нашим». Мы были «в собственном дом». Мы быстро пошли к университету. Издалека было видно, как в него входят и выходят какие-то люди.

Возле входа стояло четыре часовых в одежде, похожей на различную военную форму. Они были не очень старше нас с Богданом. Лица их были суровы, но приветливы. Они напомнили мне наши «милицейские» времена. Один из них был похож на старшеклассника из нашей школы. Скорее всего он узнал нас, потому что поздоровался первым: «Слава Украине!» Это было приветствие Организации, которое использовали только её члены. Впервые услышав его вот так открыто, свободно, мы с гордостью ответили: «Слава Вождю!» ? таким был официальный ответ организации.

Однако… на эти наши слова часовые скривились как среда на пятницу. Самый длинный направил на нас винтовку: «Ни с места! Руки вверх!» Другой часовой начал дуть в свисток.

Нас мигом окружили молодые люди в импровизированной форме. Они схватили нас за руки и повели в здание. Я слышал, как один из них, который вёл себя как начальник, называл нас «агентами Мельника». Богдан хотел что-то сказать, скорее, спросить, кто такой Мельник, но ему приказали «закрыть рот» ? «поговорим в подвале». Богдан недоуменно посмотрел на меня, но я был ошарашен так же, как и он. Только мгновение назад мы чувствовали себя свободными хозяевами в собственном городе, а теперь с нами