Пошёл Буйко к башмачнику на ночлег. Ступал неуверенно, как ступают гусары — долгие часы, проведённые в седле, доконали изнеженного парня, — и коня вёл на поводу. Так брели они по деревне и беседовали, Буйко и добросердечный башмачник, как вдруг на дверном косяке одного из домов Буйко увидел вырезанную из дерева человеческую фигуру. Верхом на заморённой кляче сидел широколицый человек могучего телосложения, и на голове у него торчало нечто отдалённо напоминающее корону.
— Кого изображает этот урод на двери? — спросил с любопытством Буйко.
— Короля Матьяша, — последовал ответ. — Не узнаёшь?
— Вроде похож, — уклончиво ответил Буйко, не желая обижать простодушных словенцев.
Но вот на стене другого дома он увидел намалёванную углём картину. Рисунок изображал исполинскую лошадь, на которой восседал плюгавенький, тощий человечек с длинной бородой, длиннющими усами и тоже с короной.
— А это кто? — поинтересовался Буйко.
— Король Матьяш, — равнодушно отвечал башмачник, словно это было самое обыкновенное дело на свете.
Буйко только голову наклонил — не хотелось ему портить дружеских отношений с этим славным человеком.
В окне следующего дома он увидел гигантскую медовую коврижку, изображавшую человека огромного роста. Это произведение искусства было, наверно, приобретено на базаре. Человек-коврижка был в длинном плаще и держал в руке золотое яблоко. И у него на голове сидела корона.
— А этот тоже король Матьяш? — вырвалось невольно у Буйко.
— А какой ещё леший, — потеряв терпение, закричал старик, — если не король Матьяш! Кто станет в своих окнах держать чужих королей!
— Как же его распознать? Ведь все фигуры ни капельки не похожи.
Такое откровенное невежество потрясло почтенного башмачника.
— Вот так загадка! Как распознать? Ты что же, не видишь корону на голове?
Буйко спорить не стал: начнёшь доказывать и останешься на бобах — прощай тогда ужин, прощай ночлег. А усталое тело просило покоя. К счастью, следующий дом оказался домом башмачника.
Сперва позаботились о коне. Привязали его в хлеву рядом с ослом и коровой. Дали корма и пошли в дом. Первая комната служила кухней и одновременно сапожной мастерской; тут же стоял широкий, удобный для отдыха топчан. Время близилось к полуночи, пора было зажигать огонь. При тусклом, колеблющемся свете коптилки гость и хозяин сели за стол. Ох, беда, да разве таким ужином наешься — Буйко едва заморил червячка. Только одно и могло утешить: угощали хозяева от души — чем богаты, тем и рады. К концу ужина беседа уже не клеилась. Некоторое время башмачник пытливо вглядывался в лицо гостя, потом сказал:
— Не серчай, братец, что я тебя так величаю и что я тебя сейчас испытаю: правду ли говоришь, будто от короля идёшь? Коли правда, ответь на три моих вопроса. Всякий знает, что такими вопросами определяет король, прыток ли разум у его придворных.
— Мне не впервой! — лихо заявил Буйко, а сам испугался: не вышло бы какой закавыки.
— Стало быть, — начал хитроумный старик, — скажи мне, что разумел король Матьяш, когда спросил землепашца: «Сколько ещё из тридцати двух?»
Эту загадку короля Матьяша при дворе не раз поминали, и Буйко без запинки ответил:
— Сколько зубов осталось во рту из положенных человеку тридцати двух — вот что разумел король Матьяш.
— Согласен! — довольный ответом, сказал башмачник и задал второй вопрос: — Что разумел король Матьяш, когда спросил: «Далеко ли то, что далеко?»
— Король разумел, — как по писаному отвечал Буйко, — хороши ли глаза у того, кто смотрит. Иными словами: на самом ли деле далеко то, что далёким кажется.
Удовлетворившись и этим ответом, башмачник задал третий вопрос:
— Можешь ли ты мне сказать, заяц докуда в лес бежит?
Ну, влип — этакой немыслимой каверзы не доводилось Буйко при дворе слышать. Начал он голову над ответом ломать, раскидывал мозгами так и этак, пока не догадался.
— До середины! — сказал он. — Коли заяц пробежит за середину, значит, он уж из леса бежит.
— Отгадал, братец! — заявил башмачник, и все его сомнения окончательно отпали.
Повёл он Буйко в другую комнату, велел жене постлать постель. Наконец-то после стольких мытарств в пути Буйко вытянулся в чистой, мягкой постели. Так он, бедняга, намаялся, что, едва коснувшись головой подушки, заснул сном праведника.
XVII. Золотой ключ
Зато старому башмачнику ночь не в ночь, а одно беспокойство. Улеглись старик со старухой в кухне. Погасили коптилку, и старик задремал, да только на самое короткое время. Не прошло получаса, как он проснулся. Ворочается, ворочается, думает, думает… А в полночь не выдержал и растолкал старуху:
— Проснись, мать! Знаешь ли, что в голову мне втемяшилось?
— Откуда мне знать, покуда не надоумил!
— Сдаётся мне, что наш постоялец гость не простой, а сам король Матьяш.
Старуху от ужаса словно пружиной подбросило. Да и как было не прийти бедной женщине в ужас при мысли, что в её избе ночует король?
— Ты и впрямь, старик, рехнулся, коли такое чудачество выдумал!
А башмачник клянётся-божится:
— Какой леший видывал этакого гусара толстенного! Такую толщину наест человек только при самой сладкой жизни.
— Будет тебе! — досадовала старуха. — Ничего не доказывает, что толстый.
— А то, что башка у него — кладезь мудрости, что он на все мои вопросы ответил, — это доказывает?
— Чтоб на твои вопросы ответить, королём не надо быть.
А старик знай стоит на своём, и никакими силами не сбить его с толку.
— Я это дело проверю, — сказал он упрямо. — Выкраду одежду и здесь при коптилке осмотрю. Какой-нибудь знак да найду, не на верхнем, так на исподнем, — сразу мы и узнаем, король он или не король.
Сказано — сделано. Старуха его отговаривать: не бери, дескать, греха на душу, не встревай, не связывайся, а то он нас за самых последних разбойников примет, — так она его отговаривала. А он встал и босиком прокрался в комнату. Буйко спал как убитый — хоть из пушек в него пали. Дело известное: ежели лежебока короля заснёт, никакие громы-молнии его не разбудят, и башмачник без всякой помехи вынес одежду в кухню. Зажёг коптилку и давай шарить. Скоро нашёл он то, что искал. В большом кармане завёрнутый в суконную тряпку лежал тяжёлый ключ…
Развернул старик сукно — господи Иисусе! На его сапожный верстак, заваленный гвоздями и дратвой, выпал огромный золотой ключ.
— Гляди, мать! — забывшись, закричал старик. — Говорил я тебе, что великое диво случилось с нами сегодня.
Старуха вскочила и подбежала к столу.
— Батюшки светы! — вскрикнула она, оторопев. — Ключ! Золотой ключ!
— На нём ворон, герб королевский! — робея, добавил старик.
Всю ночь не сомкнули глаз старик и старуха. Башмачник тотчас вышел из дома, потревожил сон шурина, постучался к куму. До рассвета ещё далеко, а уж вся деревня была на ногах, взволнованная неслыханной вестью: здесь король Матьяш!
Когда Буйко проснулся, комната уже утопала в солнечном свете. Но вставать было лень, и он решил ещё немного понежиться в мягкой постели. А тут голод дал себя знать и пошёл тягаться с ленью: ужин, которым вчера его угостили, по совести даже и ужином не назовёшь, если вспомнить его каждодневный