– Знаю. Чарльз уже показал мне.

Дани упрямо ждала ответа на свой вопрос, а Нора была полна столь же упрямого желания не отвечать ей на него.

– Ты выросла. Ты уже почти с меня ростом. Какой у тебя рост, кстати?

– Пять футов и полтора дюйма.

– Повернись-ка, – сказала мать. – Дай посмотреть на тебя. Дани послушно повернулась на пятках.

– Ты растешь и несколько в другом смысле. Ты уже почти молодая девушка.

– Я ношу лифчик тридцать второго номера, – с ноткой гордости в голосе сказала Дани. – Но у меня слишком широкие бедра. Так как я расту, девочки говорят, что на следующее лето мне уже понадобится тридцать четвертый номер.

– Молодые девушки не должны говорить о таких вещах, – с легким раздражением перебила ее Нора. – Я пришлю Виолетту помочь тебе разложить вещи.

– Мне не нужна Виолетта, – мрачно сказала Дани. – Мне нужна Нанни.

Вспылив, Нора повернулась к ней.

– Ну так вот – Нанни тут больше нет. И если тебе не нужна Виолетта, справляйся сама.

– Тогда мне никто не нужен! – вскинулась Дани. Глаза у нее увлажнились. – Почему ты не сказала мне, что собираешься увольнять Нанни? Почему ты все держала в тайне?

– Я не держала в тайне! – рассердилась Нора. – Ты уже большая девочка. И тебе не нужна няня, чтобы вытирать тебе носик.

Дани заплакала.

– Ты должна была сказать мне.

– Перестань вести себя, как ребенок! Я ничего не должна была тебе говорить. Я поступаю так, как считаю правильным!

– Ты всегда это говоришь! Так ты говорила, когда ушел папа. Так ты говорила, когда ушел дядя Сэм. Каждый раз, как ты видишь, что кто-то любит меня больше, чем тебя, ты отсылаешь его. Вот почему ты так делаешь!

– Заткнись!

В первый раз в жизни мать ударила Дани по лицу. Девочка схватилась за щеку и полными ужасами глазами посмотрела на свою мать.

– Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Когда-нибудь ты кого-то полюбишь и я заберу его у тебя! И тогда увидишь, как тебе это понравится!

Нора опустилась на колени перед своей дочерью.

– Прости, Дани, – шепнула она. – Прости, я не хотела так делать!

Несколько секунд Дани смотрела ей в глаза, а потом повернулась и кинулась в ванную.

– Уходи! Оставь меня одну! – крикнула она из-за двери. – Я ненавижу тебя! Я… ненавижу тебя, – еле закончила она.

Салли Дженингс, сидевшая по другую сторону стола, посмотрела на нее. Глаза девочки были красны от слез, которые оставили блестящие полоски на щеках. Салли пододвинула к ней коробку с бумажными «Клинексами».

Дани взяла один из них и вытерла лицо, с благодарностью взглянув на психолога.

– Я не хотела. Я в самом деле не хотела. Просто тогда я не могла иначе говорить с матерью. Если бы я стала рыдать или орать или биться в истерике, она бы просто не обратила бы на меня внимания.

Салли кивнула. Она посмотрела на часы.

– Думаю, что пока с нас хватит, Дани, – мягко сказала она. – Иди к себе и постарайся заснуть.

Дани встала.

– Хорошо, мисс Дженингс. Я вас увижу в понедельник?

Психолог отрицательно покачала головой.

– Боюсь, что нет, Дани. У меня есть кое-какие дела в клинике. И я там буду весь день.

– А во вторник слушание дела. Значит, я больше не успею с вами поговорить.

Салли кивнула.

– Верно. Но пусть тебя это не беспокоит, Дани. Мы найдем возможность пообщаться.

Она видела, как надзирательница сопровождала девочку по коридору. Опустившись на стул, она потянулась за сигаретой. Закурив, она выключила магнитофон. Теперь, по крайней мере, она знает, с чего начинать. Как порой непосильна бывает эта работа. Вечно не хватает времени как следует разобраться хотя бы в одной жизни.

Подойдя к окну, я выглянул наружу. Утренний туман по-прежнему густой пеленой затягивал улицы. Я нетерпеливо закурил и, повернувшись, взглянул на телефон. Может, стоит еще раз связаться с Элизабет. Но затем я отчетливо представил себе положение дел. Ответа я не дождусь. Она просто не снимает трубку. Ну и дурак же я. Не должен был я посылать ей тот снимок.