Пейзаж казался холодным и бесприютным.
— Мне пора возвращаться к моим конторским протоколам, — уныло пробормотала она.
12
Обратный путь был тяжелый — под проливным дождем и по ухабистой дороге. Даже в сухую погоду эта дорога никуда не годилась.
На следующий день они подъехали к усадьбе Нордладе в Гаульдалене, расположенной на склонах холма. Усадьба не очень понравилась им, но из труб шел дымок, там жили люди.
— Стоит ли подниматься туда? — спросила Мали. — В такой проливной дождь?
— Мы должны туда сходить, — ответил Андре. — Неужели после того, что произошло в Варгабю, ты стала бояться даже обычных живых людей?
— Мне повсюду мерещатся привидения, — мрачно ответила она.
— Да, я понял это в отеле сегодня утром, когда ты с такой подозрительностью смотрела на сидящую за соседним столиком даму, словно она вот-вот должна была взлететь и закукарекать!
— Да, но согласись, что лицо у нее было смертельно бледным!
— Какая чепуха! И будь добра, не называй наших предков привидениями!
— Лично я никогда их не считала привидениями, — вставила Нетта.
— Я тоже, — сказала Мали. — Я имела в виду то отвратительное существо, которое выползло из трясины. Почему он вцепился именно в меня? Почему он не тронул тебя, Андре? Связано ли это с тем, что я прикоснулась к изображению божества?
— Совершенно не связано, это всего лишь старые деревяшки. (К счастью для Андре его не слышали музейные работники!) Нет, он уцепился за твою ногу только потому, что ты родственница Хавгрима, тогда как я не являюсь его потомком. Но мне была уготована та же судьба, если бы не ты, Нетта, ведь ты все время держала в руках мандрагору, вместо того чтобы убежать.
— Такая мысль даже не приходила мне в голову.
— Мы представляем собой прекрасный триумвират, — сказала Мали, взяв за руки остальных на пути к дому.
— Ты всегда удивляешь меня, Мали, своим знакомством с необычными словами, — со вздохом произнес Андре.
— Человек не становится идиотом только потому, что его поместили в детский приют, — ответила она. — Я схватываю все на лету. Мне нравится узнавать что-то новое. Так что мужчины пусть говорят что угодно о куриных мозгах, годящихся только для постели! Это свидетельствует только об их ограниченности.
— Прошу прощения, — с нарочитым смирением произнес Андре. — Прошу прощения за то, что я всего лишь мужчина!
— То-то же! — с самодовольной усмешкой произнесла Мали.
Они подошли к двери. Стучать им не пришлось. На пороге стоял крестьянин в нижнем белье и мятых штанах, небритый, жирный, малопривлекательный на вид.
— Этот тип не является моим родственником, — негромко, но решительно произнесла Мали.
Он и не был ее родственником, хотя и носил фамилию Нордладе. В этой деревне несколько семей носили эту фамилию, и в этом не было ничего удивительного.
— Эрик Нордладе? — сказал он. — Это было очень давно… Им пришлось покинуть усадьбу, и мой дед купил ее. Таким образом, я представляю уже третье поколение.
Он явно гордился своей усадьбой, хотя она была запущена и неухожена.
— Нам хотелось бы узнать, были ли у Эрика Нордладе родственники, — сказал Андре. Глаза крестьянина загорелись.
— Мы приобрели усадьбу честным путем, — сказал он. — Здесь не может быть никакого наследственного права или прочих условий. Мы владеем усадьбой на протяжении трех поколений.
— Усадьба меня не интересует. Нас интересуют только люди. Разве у него не было двух дочерей?
— У Эрика Нордладе?
— Да, — ответил Андре, уже начиная терять терпение.
Крестьянин почесал в затылке, так что на плечи посыпалась, словно снег, перхоть.
— Почему же не было? — сказал он. — Но как их звали? Это была Доротея…
— Нет, так звали его жену.
— В самом деле. Так, так, дочери…
Может быть, кто-то еще знает его семью лучше? Крестьянин был явно задет этим вопросом. Ни у кого не было такой прекрасной памяти, как у него!
— Это была Эмма! И Петра!
— Похоже, что так оно и было, — осторожно заметил Андре, не желая больше раздражать крестьянина. — Вы знали их?
— Нет, они уехали из деревни. Петра вышла замуж за горожанина. Он был из Трондхейма. Думаю, его звали Свен. А Эмма…
— И что же? — спросил Андре, видя, что крестьянин затрудняется ответить. Всем не терпелось поскорее узнать об этом. Вспомнит ли он какие-то имена или нет? Если нет, то им будет очень трудно найти след этой неизвестной им Эммы и ее возможных потомков.
— Эмма, да… — наконец произнес он. — Она тоже вышла замуж. Муж ее был хорошим малым, тоже из города.
— У нее были дети?
— У Эммы?
— Да.
Немного подумав, он сказал:
— Нет, этого я не помню. Тогда я сам был еще ребенком.
— А не помните ли Вы имя того, за кого Эмма вышла замуж?
— Да, и у той, и у другой был ребенок.
У них получался диалог по принципу: «Добрый день — старый пень». Андре понял, что крестьянин ответил на его предыдущий вопрос.
— Значит, у Петры и Эммы было по ребенку?
— Да. Я слышал, что у каждой из них только по одному ребенку. Странно, правда? У нас, например, тринадцать детей!
— И… имена этих детей Вы, конечно, не помните? Ведь прошло так много времени…
Крестьянин воспринял это как вызов. Он выпрямился, переступил с ноги на ногу, пошире приоткрыл дверь.
— Конечно же я помню это! — сказал он. — У Петры родилась девочка, которую назвали Герд. А у Эммы… Да, ее мальчика звали Кнут!
Вот так-то! А то они уже подумали, что у него память хромает!
— Великолепно! — с восхищением произнес Андре, и дамы, стоящие под дождем, одобрительно пробормотали что-то. Крестьянин даже не пригласил их войти. Возможно, в доме было грязно и неприбрано. Но и у них не было особого желания входить туда, им хотелось поскорее услышать его ответы и вернуться в Трондхейм.
— А как звали их мужей?
Крестьянин изумленно уставился на него. Когда же они, наконец, отстанут от него, эти проходимцы, застрявшие возле его дома?
— Но я ведь уже сказал: его звали Свеном.
— Это муж Петры. А мужа Эммы? Отца Кнута? Крестьянин сдвинул брови, задумался,
