«Подождав, пока жена растопит печь, крестьянин продолжал:

— Майт, так звали девушку, удалось заманить Врета Йоара Йонссона к лесному озерцу, сказав ему, что бог Фрей сам явился к ней и выразил желание поговорить с Вретом Йоаром с глазу на глаз.

Понизив голос, крестьянин добавил:

— Говорили, что вырубленная из дерева фигура бога Фрея стала влажной в одном месте…

— Святой отец! — сурово произнесла жена крестьянина. Вам не подобает слушать о таких вещах!

— Ничего, послушаем, — ответил за него Дидерик, придвигаясь к крестьянину с многозначительной, похотливой улыбкой.

— Ладно, — сказал крестьянин, не зная, кого ему слушать. — Ладно, ведь господа знают о мужских достоинствах Фрея, бога плодородия. И на деревянной скульптуре, изображающей Фрея, эти достоинства были такого размера, что… ладно, ладно, молчу! И вот когда Врет Йоар Йонссон пришел к озерцу, без оружия, из леса выскочила Майт с большим ножом в руке, намереваясь убить деревенского злодея. Но она неправильно повела себя, решив предварительно прочитать ему мораль, сказав ему, какой он негодяй и мерзавец. Разумеется, он тут же удрал в лес, поняв, что с разъяренной и вооруженной Майт шутки плохи. Она погналась за ним и, будучи моложе и проворнее, нагнала его, но тут как раз по лесу проходили слуги Господа, направляясь к озерцу.

Врет Йоар Йонссон слышал уже о новой вере, распространявшейся в стране. Он не был от нее в восторге, но теперь увидел в ней свое спасение. И он принялся громко вопить, что ведьма хочет заколдовать его. Он знал, что всякого рода колдовство преследуется носителями новой веры. Священник подал своим людям знак и, прежде чем Майт поняла, что происходит, они зарубили «колдунью» во имя Господа.

Врет Йоар повел своих спасателей в Варгабю, уверяя их, что он сторонник новой веры. Но очень скоро слуги Божьи узнали о его страшных грехах: о человеческих жертвоприношениях! И носители новой веры прогнали в леса Врета Йоара Ионссона и его сына Врета Маттса Ионссона, перебив перед этим всех его помощников. Расправа была жестокой и кровавой. Но двоим, отцу и сыну, все же удалось скрыться от преследований. Врет Йоар не выдержал бегства через лес и скончался на руках у сына на берегу Сильяна. Маттс впоследствии стал бродягой и пьяницей; он умер молодым от голода и блуда.

— А Варгабю?

— Священники пытались железной рукой насадить среди жителей христианство. И когда им это не удалось, они сожгли несколько домов на «языческом костре», так что жителям пришлось их отстраивать заново. Покинув непокорную деревню, носители новой веры отправились дальше по горным дорогам Херьедалена.

Все молчали.

— И там по-прежнему живут люди? — спросил Дидерик.

— Да, живут. Некоторые из них раз в год появляются в церкви. Они сторонятся людей и молча возвращаются в свои заповедные селенья.

— Но… ты еще не сказал нам: какая же опасность подстерегает путников в этом лесу? Посмотрев на них, крестьянин сказал:

— Разве вы сами не поняли? Там по-прежнему обитают девственницы из Варгабю. Жители деревни спокойно ходят по лесу, не встречая никаких привидений. Но если в лес войдет кто-то чужой… Они приведут его по скрытой от глаз тропинке прямо в Варгабю.

— Почему же? — с оттенком презрения спросил Дидерик.

— Потому что девственницы по-прежнему ищут Врета Йоара Ионссона, а также его сына. Но прежде всего — Йоара. Разве могут духи знать, что человек этот умер несколько столетий назад? Они продолжают искать его. Они преисполнены жаждой мести. Особенно жестока Майт, а также ее сестры. Да и остальные девушки, принесенные в жертву, тоже никак не могут обрести покой. Больше об этом говорить не стоит.

— Но ведь они же не могут убивать живого человека?

— Нет, они не убивают людей, они только сводят их с ума, так что те уже не могут выбраться из леса.

— И такие случаи уже были? Кто-нибудь пропадал в лесу?

— Не знаю. Все это только предание. Но мы, во всяком случае, туда не ходим.

Вздохнув, господин Натан сказал:

— Должен сказать, это очень уж подробное и прозаическое предание. Откуда могут быть известны все эти детали? В особенности, если человек там никогда не бывал. Или если никто не возвращался оттуда живым.

— Да, — раздраженно ответил крестьянин. — Следует исходить из того, что на протяжении столетий предание это обрастало всякими подробностями.

— Наверняка, — кисло заметил Дидерик. — Ну, что, мои попутчики? Вы очень напуганы тем, что услышали?

— Лично я — нет, — сказал священник. — Со мною мой Бог.

— А ты, Хавгрим? Что молчишь? Молодой человек покачал головой.

— Прекрасно, — сказал Дидерик Сверд. — Спасибо за приятную беседу, дорогой селянин! Ты отменный рассказчик! Но мы не станем возвращаться назад в Моору. Рано утром мы отправимся напрямик в Херьедален.

Крестьянин вздохнул.

— Я понимаю, что не могу удерживать вас. Ладно, наша пастушка покажет вам дорогу на первом отрезке пути. Никто не знает лес лучше нее, и она никогда не бывала заколдованной. Мать, приведи-ка ее!

— Пастушка? Маленькая девочка? — с восторгом произнес Дидерик. — Хорошее общество для полного жизненных сил мужчины!

Крестьянин ничего на это не ответил, ожидая, когда жена приведет пастушку.

И когда Дидерик Сверд увидел ее, у него отвисла челюсть. Это было вовсе не то, что требовалось мужчине его калибра! Ей было уже под шестьдесят. Костлявая, морщинистая, изможденная постоянными заботами о скотине в кишащих дикими зверями лесах.

— Это Барбро, — сказал крестьянин. — Я понимаю, что вы ожидали увидеть молоденькую пастушку, но Барбро всю жизнь звали пастушкой, потому что она выросла без родителей и так и осталась одинокой с тех самых пор, как поселилась во дворе у моего отца. Ты уверена в том, что можешь провести этих господ на безопасном расстоянии мимо Варгабю, чтобы они дальше пошли напрямик к Лилльхердалу и Свегу, Барбро?

— Конечно, — кивнула старуха и залопотала что-то на непонятном им языке.

— Нет, постой, — сказал Дидерик, вставая во весь свой рост. — Нам нужен проводник, которого бы мы понимали!

— Извините, господа, — спохватилась Барбро. — В молодости я целый год служила у сестры помещика, когда она вышла замуж и переехала в Гагнеф. И я до сих пор помню их язык, такой странный…

Этот язык был странным для нее, но понятным для них. Конечно, она говорила не на чистом шведском языке, но они ее вполне понимали.

— Ну, ладно, — согласился Дидерик, хотя в голосе его чувствовалось презрительное превосходство. — Нам остается теперь пожелать всем спокойной ночи и идти спать. Я мог бы, конечно, предложить кому-то из служанок нагреть мне постель, но сейчас я что-то устал. На рассвете мы тронемся в путь.