Трепинский еще не знает о нашей находке.

– Может, кто-то скрывается в овраге? – спрашивает Карличек.

– Не исключено.

– Никаких признаков насилия или ранения. Скорее всего, ее отравили ядом. Наверное, она съела шоколад.

Я предоставляю ему возможность строить гипотезы. Итка Шеракова ушла из ювелирного магазина, заведя знакомство с кем-то, у кого хватало денег создать ей «сладкую жизнь».

– Ведь как раз в этом ювелирном магазине появилась одна из тех тысяч, – продолжает Карличек с тихим упрямством, – которые привели нас сюда. Явная связь налицо. Помните, вы сказали, что, возможно, заведующая сама подсунула эту тысячу. Ручаюсь, для этого она слишком глупа. Скорее уж, покойница могла подсунуть тысячу, а не другая продавщица, добродушная блондинка. Да, наверняка это так! Но видно, она знала слишком много и по какой-то причине стала опасна. Словом, убитая продавщица из ювелирного здорово помогла владельцу той тысячи. И, поймав убийцу, мы заполучим и черного туриста.

Все это Карличек лихорадочно шептал мне в ухо.

– Он хотел зарыть ее здесь, но мы его вспугнули. Притащить ее сюда на плечах он не мог. Остается одна возможность – автомобиль.

Да, Аленка однажды уже видела ее в автомобиле. Но Карличек быстро пришел к этой мысли и сам.

– Перед воротами он не остановился, – продолжает Карличек развивать свою версию, – у автомобиля есть номер, и его легко заметить. Вдруг кто-то случайно окажется поблизости! Предусмотрительность себя оправдала, потому что явились мы. Он свернул в липовую аллею и заехал как можно дальше, чтобы не было видно машины. И уже оттуда притащил ее. Под липами идет тропка. Там, вероятно, некогда прогуливался пан Рат. И кончается она где-нибудь в поле или в лесу. На машине тут уже не проедешь. Преступник не может поехать в объезд, значит, он в западне. Автомобиль и сейчас стоит там! И этот тип просто ждет, пока мы уедем.

Вот какую комбинацию придумал Карличек, стоя над трупом молодой женщины.

– Ждите здесь и не зажигайте свет! – приказываю я ему.

А сам выхожу из бульдогообразного дома и через двор направляюсь к воротам, прямо на слепящие меня фары. По моему знаку Трепинский включает малый свет.

– Ну, что там поделывает эта кукла? – спрашивает таксист. Он выходит из машины и громко хлопает дверцей. – Мы тут с паном шефом тоже стали вроде как манекены.

– Скоро поедете, – заверяю я его и отвожу Трепинского в сторону.

Таксист поглядывает на нас, но через минуту Трепинский возвращается к машине все с тем же невозмутимым видом.

– Садитесь, – приглашает он таксиста.

– А что ваши два приятеля? – спрашивает таксист.

– Сейчас тоже сядут.

Эти слова наверняка слышно в липовой аллее, и если «некто» осмелился приблизиться, то он все услышал.

Я решил действовать согласно версии Карличека. Во мне уже появилось суеверное чувство, что этот парень всегда достигает определенных результатов, хотя и не всегда действует в нужном направлении.

В этот миг фары автомобиля гаснут. Я открываю заднюю дверцу, но не сажусь. Трепинский еле слышно говорит таксисту: «Теперь ни слова», его голос не различишь даже в двух шагах. Я шумно захлопываю дверцу. Тренинский нажимает на стартер. А я тем временем неслышно крадусь обратно к воротам, нащупываю стену и прячусь за ней. Трепинский включил большой свет. Машина трогается и, развернувшись, устремляется к Праге. Я выжидаю, пока мигающий свет фар исчезнет совсем. Потом по памяти двигаюсь к бульдогообразному дому. Его силуэт кажется темнее самой ночи.

Осторожно вхожу в дом. Если можно еще исправить то что мы испортили своим шумным прибытием, мы исправим.

Карличек видит мои силуэт на фоне открытых дверей и в темноте пробирается ко мне. Он останавливается рядом. У него хватает ума не задавать лишних вопросов. А я шепчу ему:

– Стойте на страже у задних дверей. Если что-то случится, действуйте по собственному разумению. Если ничего не произойдет, оставайтесь здесь до утра. Группа приедет на рассвете.

Я вытаскиваю из кобуры пистолет и сую в руки Карличеку.

– Он с полной обоймой и на взводе. Достаточно нажать. Ваша забота – дом и мусорная свалка. Я буду в конце липовой аллеи. Нас здесь нет. Мы уехали.

– Хорошо.

Я ухожу. Глаза начинают привыкать к темноте. Я без труда добираюсь до ворот, выхожу из них. Дальше тьма становится плотнее, но, когда я попадаю на поляну, куда приводит меня дорога, сразу светлеет. Стараюсь держаться края поляны, где тьма гуще. Липовую аллею я нахожу легко. Изо всех сил напрягаю зрение. Тихие кроны деревьев кажутся еще темнее на фоне безлунного неба, они вырисовываются на нем, словно тучи. Самая плотная тьма – под липами. Осторожно ступая, я схожу с тропинки. Иначе с аллеи меня увидят раньше, чем я сам замечу на ней кого-нибудь.

Минуту стою неподвижно. Тишина такая глубокая, что звенит в ушах. Крадусь дальше. И наконец нащупываю толстый ствол дерева и прячусь за ним. Сейчас самая удобная минута для того, кто скрылся от нас в аллее, выбраться отсюда и уехать.

Теперь я почти уверен, что жертву привезли на машине. Судя по всему, мы вспугнули преступника… Вряд ли бы он решился просто бросить мертвую здесь… Наверняка собирался ее зарыть.