Сегодня вечером мы отправим тебя самолетом из Берлина и будем надеяться, что тебя, Боже упаси, не впутают в это дело. — Он замолчал, ожидая ответа. — Ну, пошли.
Шарли отрицательно покачала головой.
— Если не жалко себя, подумай об отце.
— При чем тут мой отец? — возмутилась она.
Найтингейл выбрался из «фольксвагена».
— Мне ни за что не надо было давать втянуть себя в эту безумную затею. Ты просто сумасшедшая. А что до него, — он кивнул в сторону Марша, — то он конченый человек.
И пошел прочь от машины. Его шаги отдавались в пустом помещении сначала гулко, потом, учащаясь, стали затихать. Громко хлопнула металлическая дверь. Ушел.
Марш взглянул в зеркальце на Шарли. Свернувшись калачиком на заднем сиденье, она казалась совсем маленькой.
В отдалении послышался шум. Наверху кто-то поднимал шлагбаум. Въехал автомобиль. Внезапно Марша охватила паника, что-то вроде клаустрофобии, страха перед закрытым пространством. Их убежище могло легко превратиться в ловушку.
— Здесь оставаться нельзя, — сказал он, заводя машину. — Мы должны передвигаться.
— В таком случае я хотела бы сделать побольше снимков.
— Нужно ли?
— Ты собираешь свои улики, штурмбаннфюрер, а я буду собирать свои.
Марш снова взглянул на нее. Отложив салфетку, девушка с беззащитным вызовом смотрела ему в глаза. Он снял ногу с тормоза. Кататься по городу, несомненно, было рискованным делом, но что ещё им оставалось?
Он развернул машину, направляя её к выходу. Позади них в темноте блеснул свет фар.
3
Они остановились у Хафеля и пошли к берегу. Марш показал место, где нашли тело Булера. Как и четыре дня назад Шпидель, Шарли щелкала камерой, но теперь здесь мало что осталось для съемок. Там, где труп вытаскивали из воды, трава ещё была немного примятой. Она повернулась спиной к озеру и, дрожа, запахнула плащ.
Так как ехать к вилле Булера было рискованно, Марш притормозил у дамбы, не выключая мотора. Высунувшись из машины, журналистка сфотографировала дорогу, ведущую на остров. Красно-белый шлагбаум был опущен. Часового не видно.
— И это все? — спросила она. — Ради этого не стоит расплачиваться жизнью.
Ксавьер на мгновение задумался.
— Возможно, есть другие места.
Дом номер 56/58 по Ам Гроссен Ваннзее оказался большим особняком девятнадцатого века с украшенным колоннами фасадом. Германского филиала Международной комиссии криминальной полиции там больше не было: в послевоенные годы здание отдали под женскую школу. Марш огляделся по сторонам, посмотрел в оба конца тенистой улицы и подергал ворота. Они оказались незапертыми. Он дал знак Шарли подойти.
— Мы — господин и госпожа Марш, — сказал он Шарли, открывая ворота. — У нас дочь…
Она кивнула.
— Да, конечно. Хейди. Ей семь лет. С косичками…
— Ей плохо в школе, где она сейчас учится. Рекомендовали эту. Мы хотели бы посмотреть…
Они вошли во двор, закрыв за собой ворота.
Девушка добавила:
— Естественно, мы вторглись без разрешения и приносим извинения…
— Но фрау Марш явно выглядит слишком молодо для матери семилетней дочери.
— Ее во впечатлительном возрасте соблазнил один красавец следователь…
— Правдоподобная история.
Круглую клумбу огибала посыпанная гравием подъездная дорожка. Марш попробовал представить, как все было здесь в январе 1942 года. Возможно, земля покрыта снегом, мороз. Голые деревья. У входа дрожат двое часовых. Правительственные машины одна за другой с хрустом подъезжают по обледеневшему гравию. Подбегает адъютант и, отдавая приветствие, открывает дверцы машин. Штукарт: красивый, элегантный. Булер: в портфеле аккуратно уложены его бумаги адвоката. Лютер: моргает за своими толстыми очками. Шел ли изо рта пар в морозном воздухе? И Гейдрих. Приехал ли он, как хозяин, первым? Или же последним, чтобы показать свою власть? Зарумянил ли мороз даже эти бледные щеки?
Дом был заколочен и заброшен. Пока Шарли фотографировала вход, Марш, пробравшись сквозь мелкий кустарник, заглянул в окно. Маленькие парты и стульчики перевернуты и сложены друг на друга. Пара классных досок с текстами партийных молитв для заучивания детьми.
На одной:
Перед трапезой.
На другой:
После трапезы.
Стены украшали детские рисунки — голубые луга, зеленые небеса, зеленовато-желтые облака. Творчество детишек было опасно близко к выродившемуся, развращенному искусству; такое своенравие придется из них выколачивать… Даже с улицы Марш уловил запах школы — знакомую смесь мела, деревянных полов и несвежей казенной пищи. Он с отвращением отвернулся.
На соседнем участке кто-то разжег костер. Над лужайкой позади дома поплыл едкий белый дым — жгли сырую древесину и прошлогодние листья. К лужайке вела широкая лестница с оскалившими морды каменными львами по сторонам. Позади сквозь деревья проглядывала унылая гладкая поверхность Хафеля. Они стояли лицом к югу. Из окон верхнего этажа был бы виден Шваненвердер, находящийся всего в полукилометре отсюда. Когда Булер в начале пятидесятых годов покупал виллу, играла ли роль близость
