Возник ядерный тупик, названный дипломатами «холодной войной».
Но заявления по радио делались и в дальнейшем. Когда в пятьдесят первом умер Геринг, до объявления о его смерти весь день играли серьезную музыку. Того же удостоился Гиммлер, погибший в шестьдесят втором, когда взорвался его самолет. Смерти, победы, войны, призывы к жертвам и реваншу, бесконечная тяжелая борьба с красными на уральском фронте с непроизносимыми названиями мест боев и наступлений — Октябрьское, Полуночное, Алапаевск…
Марш следил за лицами окружавших его людей. Вымученный юмор, отрешенность, страх. Люди, у которых на Востоке братья, сыновья и мужья. Они продолжали бросать взгляды на экраны.
«Германцы, приготовьтесь к важному сообщению!»
Что их ожидает на этот раз?
Столовая была наполнена почти до отказа. Марша прижали к колонне. В нескольких метрах от себя он видел Макса Йегера, перебрасывавшегося шутками с полногрудой секретаршей из ФА1 — юридического отдела. Макс через плечо девушки разглядел его и расплылся в ухмылке. Раздался барабанный бой. В помещении установилась тишина. Диктор сказал: «Мы ведем прямую передачу из Берлина, из министерства иностранных дел».
На телеэкранах заблестел бронзовый барельеф. От нацистского орла, держащего в когтях земной шар, расходились яркие лучи, напоминавшие детский рисунок восходящего солнца. Перед ним стоял человек с густыми черными бровями и тяжелым подбородком — представитель министерства иностранных дел Дрекслер. Марш подавил смех — можно подумать, что во всей Германии Геббельсу не удалось найти человека, который не был бы похож на закоренелого преступника.
— Дамы и господа, у меня для вас краткое заявление имперского министерства иностранных дел. — Дрекслер обращался к журналистам, остающимся за камерой. Надев очки, он начал читать:
«В соответствии с давним и обоснованным желанием фюрера и народа Великого германского рейха жить в условиях мира и безопасности со странами мира, после обширных консультаций с нашими союзниками по Европейскому сообществу имперское министерство иностранных дел от имени фюрера сегодня направило приглашение президенту Соединенных Штатов Америки посетить Великий германский рейх для личных переговоров с целью способствовать лучшему взаимопониманию между двумя нашими народами. Приглашение принято. Нам стало известно, что американская администрация сегодня утром предварительно сообщила: господин Кеннеди намерен встретиться с фюрером в Берлине в сентябре. Хайль Гитлер! Да здравствует Германия!»
Изображение постепенно исчезло, и после барабанного боя зазвучала мелодия национального гимна. Присутствующие в столовой запели. Марш представил мужчин и женщин в этот момент по всей Германии — на верфях в металлургических заводах, в учреждениях и школах грубые голоса сливались с высокими в одном вздымающемся к небесам оглушительном радостном реве:
«Германия, Германия превыше всего! Превыше всего на свете!»
Его губы шевелились согласованно с другими, но не издавали ни звука.
— Нам от этого только ещё больше долбаной работы, — сказал Йегер. Они вернулись в свой кабинет. Положив ноги на стол, Макс пыхал сигарой. — А ты ещё считаешь, что день рождения фюрера — кошмар для службы безопасности! Можешь себе представить, что будет, когда в городе появится ещё и Кеннеди?
Марш усмехнулся.
— Думаю, Макс, ты упускаешь из виду исторические масштабы этого события.
— Да положил я на исторические масштабы события! Я думаю о том, что спать мне не дадут. Бомбы уже теперь рвутся, как шутихи на фейерверке. Погляди-ка. — Йегер убрал ноги со стола и стал рыться в куче папок. — Пока ты забавлялся на Хафеле, нам здесь пришлось кое над чем потрудиться. — Он отыскал конверт и вытряхнул содержимое. Это были ЛВП. Личные вещи покойного. Из кучи бумаг он достал два паспорта и передал их Маршу. Один из них принадлежал офицеру СС Паулю Хану, другой — молодой женщине, Магде Фосс. — Хороша, правда? — начал Йегер. — Они только что поженились. Ехали с праздничного приема в Шпандау. Собирались в свадебное путешествие. Он ведет машину. Сворачивают на Навенерштрассе. Их обгоняет грузовик. Из кузова выпрыгивает парень с пистолетом. Наш эсэсовец теряет голову. Дает задний ход. Трах! Въезжает на тротуар, врезается в фонарный столб. Пока он пытается включить первую передачу — бах! — выстрел в голову. С женихом покончено. Крошка Магда выбирается из машины и бежит. Бах! Покончено и с невестой. Конец медового месяца. Конец, твою мать, всего. За одним исключением — родственники и друзья новобрачных за свадебным столом все ещё пьют за здоровье молодых, и никто в течение двух часов не удосуживается сообщить гостям о случившемся.
Йегер высморкался в грязный носовой платок. Марш снова взглянул на паспорт девушки. Она прелестна — темноглазая блондинка; в двадцать четыре года лежит убитая в сточной канаве.
— Кто это сделал? — спросил он, возвращая паспорта.
Йегер стал загибать пальцы.
— Поляки. Латыши. Эстонцы. Украинцы. Чехи. Хорваты. Грузины. Красные. Анархисты. Кто знает? Сегодня это может сделать любой. Этот дурачок повесил на доске объявлений у себя в казарме открытое приглашение на прием. Гестапо считает, что уборщица, повар или кто-нибудь ещё из обслуги увидел объявление и сообщил кому надо. Большинство подсобных работников в казармах — иностранцы. Сегодня днем всех их забрали. Бедняги.
Он положил паспорта и удостоверения личности обратно в конверт и бросил его в ящик стола.
— Как тебе это нравится?
— Съешь шоколадку. — Марш протянул коробку Йегеру. Тот открыл её. Кабинет заполнила металлическая мелодия.
— Очень вкусно.
— Что ты знаешь о музыке?
— Что? О «Веселой вдове»? Да это же любимая оперетта фюрера. Моя мать была без ума от нее.
— Моя тоже.
От неё без ума была каждая немецкая мать. «Веселая вдова» Франца Легара. Впервые исполнена в Вене в 1905 году. Такая же приторная, как венские булочки с кремом. Легар умер в 1948 году. Гитлер послал на похороны личного представителя.
— Что ещё можно сказать? — Йегер своей лапищей взял шоколадку и сунул в рот. — Откуда это у тебя? Тайная воздыхательница?
— Вынул из почтового ящика Булера. — Марш откусил конфету и поморщился от слишком сладкого вкуса вишневой начинки. — Подумай, у тебя нет друзей, но кто-то шлет тебе из Швейцарии дорогую коробку шоколада. Никакой записки. Коробка, которая играет любимую мелодию фюрера. Кто мог это сделать? — Он проглотил оставшуюся половину конфеты. — Может быть, отравитель?
— О, черт! — Йегер выплюнул остатки конфеты в руку, достал носовой платок и стал вытирать размазанную по пальцам и губам коричневую слюну. — Иногда я сомневаюсь, в здравом ли ты уме.
— Я методично уничтожаю важные для государства вещественные доказательства, — рассмеялся Марш. Он заставил себя съесть ещё одну шоколадку. — Нет, хуже того — я поедаю эти доказательства, совершая тем самым двойное преступление: подрываю правосудие с корыстью для себя.
— Возьми отпуск, парень. Я серьезно. Тебе нужен отдых. Мой совет — выбрось на помойку эти долбаные шоколадки, и как можно быстрее. Потом пошли домой, поужинай у нас с Ханнелоре. Ты выглядишь так, словно давно уже нормально не ел. Гестапо забрало дело к себе. Заключение о вскрытии направляется прямо на Принц-Альбрехтштрассе. Дело закончено. Забудь о нем.
— Слушай, Макс… — И Марш рассказал ему о признании Йоста в том, что тот увидел Глобуса с трупом. Он достал записную книжку Булера. — Здесь записаны фамилии. Кто такие Штукарт и Лютер?
— Не знаю. — Лицо Йегера вдруг напряглось. — Более того, не хочу знать.
Крутые каменные ступени вели в полутьму. Внизу с коробкой в руках Марш заколебался. За левой дверью был вымощенный булыжником центральный двор, где стояли большие ржавые баки с мусором.
