находился малозаметный ржавый металлический ящик для почты — там лежал большой коричневый сверток.

Это безумие, подумал он. Полное безумие.

Он не побежал к воротам, зная, что ничто так не привлекает человеческий взгляд, как внезапное движение. Наоборот, он заставил себя не спеша выйти из кустов, словно это было самым естественным делом в мире, вынул сверток из почтового ящика и неторопливо прошел за ворота.

Он ожидал, что сзади раздастся крик или выстрел. Но единственным звуком был шорох деревьев на ветру. Подойдя к машине, он почувствовал, как трясутся его руки.

— Почему мы верим в Германию и фюрера?

— Мы верим в Бога, поэтому верим в Германию, которую Он создал в этом мире, и в фюрера, Адольфа Гитлера, которого он ниспослал нам.

— Кому мы прежде всего должны служить?

— Нашему народу и нашему фюреру Адольфу Гитлеру.

— Почему мы повинуемся?

— По внутреннему убеждению, благодаря вере в Германию, фюрера. Движение и СС и преданности делу.

— Хорошо! — одобрительно кивнул преподаватель. — Хорошо. Через тридцать пять минут собираемся на южной спортплощадке. Йост, останьтесь. Остальные свободны!

Коротко подстриженные, в мешковатых светло-серых робах, курсанты СС походили на заключенных. Они шумно покинули класс, гремя стульями и топая сапогами по неструганным доскам пола. Сверху с большого портрета им благосклонно улыбался покойный Генрих Гиммлер. Одиноко стоявший в середине классной комнаты по стойке «смирно» Йост выглядел покинутым всеми. Некоторые курсанты, выходя, бросали на него любопытные взгляды. Кто же, как не Йост, было написано на их лицах. Йост — странный, нелюдимый, всегда третий лишний. Вечером в казарме его вполне могли снова избить.

Преподаватель кивком указал в конец комнаты.

— К тебе гость.

Оттуда, опершись на радиатор и скрестив руки на груди, на него смотрел Марш.

— Еще раз здравствуй, Йост, — сказал он.

Они пошли по широкому плацу. В одном углу перед группой новобранцев разглагольствовал гауптшарфюрер СС. В другом около сотни юношей в черных тренировочных костюмах под громкие команды послушно разгибались, сгибались, касались руками носков ног. Визит к Йосту напоминал Маршу посещение заключенных в тюрьме. Тот же специфический запах мастики, дезинфекции и кухонного варева. Те же уродливые бетонные здания. Те же высокие стены и патрулирующие часовые. Подобно концлагерю, училище «Зепп Дитрих» было огромным замкнутым учреждением, полностью отгороженным от мира.

— Можно где-нибудь уединиться? — спросил Марш.

Йост смерил его малопочтительным взглядом.

— Здесь никакого уединения. В этом все дело. — Они прошли ещё несколько шагов. — Думаю, можно попробовать в казарме. Все сейчас в столовой.

Они повернули, и Йост повел следователя к низкому выкрашенному в серый цвет зданию. Внутри было мрачно, сильно пахло мужским потом. Не менее сотни коек, выстроенных в четыре ряда. Йост правильно угадал — казарма пустовала. Его койка находилась в центре, ближе к задней стене. Марш сел на грубое коричневое одеяло и предложил Йосту сигарету.

— Здесь нельзя.

Марш помахал перед ним пачкой.

— Давай. Скажешь, я приказал.

Йост с благодарностью взял. Он опустился на колени, открыл стоящий рядом с кроватью металлический рундучок и стал искать что-нибудь под пепельницу. Дверца была откинута, Марш видел, что находится внутри: стопка книжек в бумажных переплетах, журналы, фотография в рамке.

— Можно?

Йост пожал плечами.

— Конечно.

Марш взял в руки фото. Семейный снимок, напомнивший ему фотографию Вайссов. Отец в форме эсэсовца. Застенчивая мать в шляпке. Дочка — прелестная девочка со светлыми косами, лет четырнадцати. И сам Йост — с пухлыми щеками, улыбающийся, совсем не похожий на замученное, остриженное наголо существо, стоящее на коленях на каменном полу казармы.

Йост заметил:

— Изменился, верно?

Марш был потрясен и пытался скрыть это.

— Твоя сестра? — спросил он.

— Она ещё учится в школе.

— А отец?

— Сейчас у него машиностроительное предприятие в Дрездене. Он был среди первых в России в сорок первом. Отсюда форма.

Марш внимательно вгляделся в суровую фигуру.

— Никак у него Рыцарский крест?

Высшая награда за храбрость.

— О да, — ответил Йост. — Настоящий герой войны. — Он взял фотографию и положил в рундучок. — А ваш отец?

— Он служил в имперском флоте, — сказал Марш. — Был ранен в первую войну. Так по-настоящему и не поправился.

— Сколько вам было, когда он умер?

— Семь.

— Вы о нем вспоминаете?

— Каждый день.

— Вы тоже служили во флоте?

— Почти. На подводной лодке.

Йост медленно покачал головой. Его бледное лицо порозовело.

— Все мы идем по стопам отцов, верно?

— Возможно, большинство. Но не все.

Некоторое время они молча курили. Марш слышал, что на плацу все ещё продолжаются занятия физкультурой. «Раз, два, три… Раз, два, три…»

— Эти люди… — произнес Йост и снова задумчиво покачал головой. — У Эриха Кестнера есть стихотворение «Маленький марш». — Закрыв глаза, он продекламировал:

Марш почувствовал себя неловко, став свидетелем внезапного взрыва чувств в молодом человеке.

— Когда оно написано?