– Конфоркой. Оставим включенной. Станет тепло.

– Марина Михайловна, вы гений, – сказала Ира.

– Только нужно, чтобы кто-то был в доме – следил, чтобы дом не сгорел, – сказала Марина Михайловна.

Когда немножко распогодилось, Антонина убежала покупать зонтики и продукты, а Марина Михайловна вывела детей во двор. Дети бегали босыми ногами по лужам и были счастливы. Ира пошла досыпать.

Соня походила по дому, взяла книгу, отложила, помыла полы и посуду. Постучалась к Ире.

– Ты спишь?

– Уже нет.

– Слушай, дай таблетку от головы. Болит невозможно. И странно: как выпью – не болит, как трезвая – болит.

– Это, Софка, называется похмелье. Иди открой шкаф, там водка стоит.

– Нет, я лучше таблетку.

– Как хочешь. Мое дело предложить.

Соня выпила таблетку, но голова не проходила. Она открыла шкафчик и тайком плеснула себе водочки. В доме никого не было, и прятаться было не от кого, но Соня все равно чувствовала себя виноватой. В ресторан еще утром решили не ходить и приготовить обед дома. Марина Михайловна решила устроить детям «кулинарный поединок».

Соня убавила газ под конфоркой – уже стало жарко – и вспомнила про джинсы в морозилке. Зазвонил телефон.

– Как у вас дела? Что делаете? – спросил муж.

– У нас ливень был. Только распогодилось немного. Мы дом греем плитой. Джинсы вот из морозилки достала.

– Сонечка, тебе там совсем плохо?

– Почему? Мне хорошо. А что?

– Маргоша вчера мне звонила. Сказала, что у вас что-то точно происходит, только она не поняла что. Про какой-то палец рассказывала. Только я не понял, чей палец.

– У нас все в порядке. Сегодня будет «кулинарный поединок».

– Что у вас будет?

– Не вникай. Все. Я пошла жвачку отстирывать. Представляешь, Андрюшкины джинсы стоят колом и инеем покрылись.

– У вас снег?

– Нет, это те джинсы, из морозилки.

– Ты мне звони, если что. Маргоша хотела к вам приехать, но ее не отпустили на работе.

– Ей жить негде будет. У нас тут толпа.

– Ладно, я понял. Но, Сонечка, может вам поменять билет и приехать пораньше?

– У нас все в порядке. Целую.

Соня пошла отстирывать джинсы.

Вернулась Антонина с продуктами и в шляпе. Огромной, белой. Видимо, попала под дождь, и на полях шляпы плескались лужицы.

– Вот, шляпку купила, – похвасталась Антонина.

– Зачем? – не поняла Соня.

– Как зачем? Шляпа? Зачем? Это же главный аксессуар. В Москве можно на вечеринку пойти. Очень сексуально.

Антонина подошла к мутному зеркалу и, отряхиваясь от капель, примеряла шляпу – заламывала поля, сдвигала на лоб.

– Ну просто Голливуд, – радовалась она собственному отражению. – С обложки журнала.

– А по-моему, ужасно, – сказала Соня.

– Потому что нужны платье и бусы, – совершенно не обиделась Антонина. – На, померяй ты.

– Не хочу, я не ношу шляпы, – ответила Соня.

– Ну и зря, – весело сказала Антонина.

– Дайте я померяю, – предложила Марина Михайловна.

Антонина отдала шляпу.

– Отлично, – оценила бабуля, – я у тебя ее забираю.

Марина Михайловна, не снимая шляпы, разобрала сумки и выложила продукты. Детей она усадила за стол и раздала задания. Было решено налепить пельменей, нажарить блинов и сделать фруктовый салат.

– Я лучше пойду, – сказала Ира и скрылась в комнате.

– Я тоже побегу. Мне еще нужно купальник померить и шляпу другую купить. – Антонина тоже убежала.

Марина Михайловна стала учить детей лепить пельмени. Соня с Тасей встали печь блины.

– Тась, смотри, берешь половину половника, наливаешь на сковородку, переворачиваешь, смазываешь маслом, – показывала Соня.

Тася кивала. Проблема была в том, что девочка не видела сковородку и проливала тесто мимо. А еще она никак не могла разобраться с руками – как держать половник, намазывать ножом блин маслом и переворачивать лопаткой. Половник она плюхала мимо кастрюли на стопку блинов, ножом пыталась перевернуть блин на сковороде, а лопатку засунула под мышку. Соня два раза протерла плиту, выбросила испорченные блины и велела Тасе отойти. Девочка, виновато улыбнувшись, ушла.

За пельменным столом Витя пытался есть сырое тесто и даже попробовал фарш. Аня с Андрюшкой честно пытались слепить что-то, отдаленно похожее на пельмень. Тася, проходя, уронила пакет с мукой. Тарелку с фаршем Марина Михайловна поймала на лету – сказывалось пионерское прошлое с игрой в пионербол.

Тася взяла зонтик, вышла во двор и начала прыгать с лесенки. «Я – Мэри Поппинс! – кричала она. – Я лечу!»

На кухню вышла Ира. Стояла и смотрела, как дочь танцует на улице с зонтом.

– Ну как юродивая, прости Господи, – сказала она. – Что мне с ней делать?

– Да нормальная девочка, – ответила Соня. – Просто у нее богатый внутренний мир. Она самодостаточная.

– Вот это меня и пугает.

– Почему?

– Как она жить будет, такая самодостаточная? Я ее подготовлю к семейной жизни, но где я ей мужа найду такого, который ее поймет? Я ей подруг-то найти не могу.

– А сама она?

– А ей не нужны подруги. Она или со взрослыми общается, или с детьми.

– В коллектив ее надо, – подала голос Марина Михайловна. – И в театральную студию.

– Ой, боюсь. А вдруг она в этой театральной студии совсем в себя уйдет? Как войдет в роль, так и не выйдет? А если Джульетту играть будет? Найдет себе какого-нибудь Ромео в реальности, влюбится… А потом возьмет и отравится…

– Нет, сначала они будут всяких мышек и лисичек играть, – резонно заметила Марина Михайловна.

– Мамочка, смотри, как я умею летать! – закричала со двора Тася. – Ветер переменился! Я улетаю!

Все посмотрели в окно. Тася балансировала на заборе.

– О Господи! – выдохнула Ира и бросилась на улицу.

– Тася, Тася, слезай потихоньку, не надо улетать, – стараясь говорить спокойно, уговаривала дочь Ира. – Пойдем, тебе Марина Михайловна хотела что-то сказать.

Соня с половником наперевес стояла рядом, готовая подхватить девочку. «Как она туда залезла? Хорошо еще не очень высоко падать», – думала она.

– Но, мамочка, я же хотела улететь, – обиженно проговорила Тася и покачнулась.

– Тась, ты можешь упасть, – сказала Соня.

– Тетя Соня, вы, как же я упаду, если я Мэри Поппинс? Сами подумайте! – ответила Тася так, будто