фоне ночного неба. Справа и слева поднимались высокие стены старых жилищ, нижняя часть которых исчезала под пристройками из кривых и плохо подогнанных досок. В те времена, когда храм еще привлекал верующих, там располагались мелкие лавочники, предлагавшие свои товары толпам паломников, но теперь они служили убежищем для отверженных.

Площадка была захламлена различными отбросами и нечистотами. Выделяемые ими тошнотворные запахи смешивались с вонью прогорклого масла, ибо совсем рядом старик в лохмотьях жарил на костре пирожки. Дымящийся факел, вставленный в щель стены, освещал неровным светом трех сидящих на корточках игроков в кости.

Ма Чжун неторопливо подошел к ним. Здоровенный парень с голой грудью и огромным брюхом восседал на перевернутом винном кувшине. Его длинные волосы и взлохмаченная борода были засалены и грязны. Полуприкрыв глаза, он наблюдал за игрой, левой рукой почесывая живот, а правую положив на нечто вроде дубинки. Остальные члены шайки держались чуть дальше, сидя на корточках в тени.

Ма Чжун посмотрел, как катятся кости. На него вроде бы никто не обращал внимания, и он спрашивал себя, как завязать разговор, когда сидевший на винном кувшине гигант, не поднимая головы, сказал:

– Твоя куртка, младший брат, мне очень бы пригодилась! Мгновенно все взгляды повернулись в сторону помощника судьи Ди. Один из игроков собрал кости и поднялся. Он не был так же крупен, как Ма Чжун, но его обнаженные руки были мускулисты, а из-за пояса торчала рукоять кинжала. Небрежно ее поглаживая, он с иронической улыбкой скользнул вправо от Ма Чжуна. Здоровяк же заговорил насмешливым тоном:

– Добро пожаловать в храм Совершенной Мудрости, младший брат. Думаю, что, побуждаемый благочестивыми мыслями, ты пришел в это святое место, чтобы совершить здесь какое-то жертвоприношение. В этом случае ты можешь быть уверен, что твоя куртка будет принята с благодарностью!

Говоря это, он медленно поднимал дубинку.

В мгновение ока Ма Чжун оценил положение. Непосредственная опасность выступала в двух видах – отвратительной дубинки перед ним и кинжала с правой стороны.

Когда толстяк заканчивал свою речь, Ма Чжун выбросил левую руку вперед, схватил правое плечо гиганта и, нажав большим пальцем на определенное место, парализовал руку, державшую дубинку. Но другой рукой противник Ма Чжуна ухватил его левое запястье с намерением дернуть на себя, одновременно коленом ударив в пах. В тот же момент Ма Чжун правой рукой, согнутой в локте, изо всей силы ударил в лицо мужчину с кинжалом. Локоть врезался в физиономию разбойника, рухнувшего с глухим воплем. В то же время кулак Ма Чжуна, продолжая свой путь, мощно ударил по незащищенному брюху колосса. Тот выпустил запястье Ма Чжуна и упал, согнувшись пополам, с остановившимся дыханием.

Коща Ма Чжун оборачивался, чтобы посмотреть, не следует ли ему снова заняться человеком с кинжалом, тяжелая дубина обрушилась на его спину, а мускулистая рука обхватила шею.

– Хватка душителя, – подумал Ма Чжун. Он согнул свою могучую шею, чтобы упереться подбородком в руку нового противника, а пальцкг тем временем шарили за спиной. Его левая рука лишь оторвала клок одежды, но Правая крепко схватила ногу. Дернув из всех сил, он одновременно рванулся вправо. Оба упали, но Ма Чжун оказался сверху. Его бедро, подкрепленное всем весом тела, едва не сломало таз душителя. Хватка ослабла. Ма Чжун стремительно вскочил, как раз вовремя, чтобы уйти от удара кинжалом предыдущего противника, который только что поднялся.

Ускользая от удара, Ма Чжун схватил нападавшего за запястье. Он вывернул его, перекинул разбойника через плечо и, резко наклонившись, заставил описать в воздухе длинную кривую. Замечательный полет завершился у стены дома, и мужчина рухнул на винный кувшин, разлетевшийся вдребезги. Разбойник же остался совершенно недвижим.

Ма Чжун подобрал кинжал и закинул его за стену. Повернувшись к оставшимся в тени темным фигурам, он любезно объяснил:

– Наверное, вы находите меня несколько грубоватым, большие братья, но иной раз мне не хватает терпения с теми, кто развлекается ножом.

Единственным ответом было невнятное бормотание, которое можно было истолковать как угодно.

Оставшегося на земле гиганта рвало почти не переставая. В короткие промежутки он поочередно то стонал, то сыпал проклятьями.

Ма Чжун схватил его за грязную бороду и швырнул на стену. Когда его плечи коснулись стены, раздался глухой стук, и тот, еще с трудом дышавший, сполз вниз, вращая большими глазами.

Обретя, наконец, способность говорить, он хрипло спросил:

– Теперь, когда обмен любезностями завершен, не соблаговолит ли наш почтенный старший брат сообщить нам свое имя и профессию?

– Меня зовут, – небрежно ответил Ма Чжун, – Чжун Бас. Я честный коробейник, продающий свой товар вдоль больших дорог. Сегодня утром, когда солнце только что взошло, я встретил на дороге богатого торговца. То, что я нес, так ему понравилось, что он не отпустил меня, пока не приобрел все мои товары за тридцать серебряных монет, которые мне тотчас же и вручил. Я поспешил сюда, чтобы возжечь благовонную свечу богам в знак признательности.

Его собеседники прыснули, а тот, кто чуть раньше пытался его задушить, осведомился, пообедал ли он. Услышав отрицательный ответ Ма Чжуна, колосс подозвал старика, готовившего на прогорклом масле, и вскоре все расселись вокруг костра, закусывая чесночными пирожками.

Гиганта звали Чэн Па. Он с гордостью представился избранным вождем преступного мира Пуяна с дополнительным титулом советника гильдии нищих. Вот уже два года, как он и его сотоварищи осели в этом месте. В прошлом храм процветал. Но случилась какая-то неприятность, и монахи его покинули. После их ухода власти запечатали ворота. По словам Чэн Па, место было приятным, спокойным и не слишком удаленным от центра.

Ма Чжун признался новым товарищам, что находится в сложном положении. Хотя он и укрыл тридцать серебряных монет в надежном месте, он хотел бы побыстрее покинуть Пуян, ибо ограбленный купец, наверное, принес жалобу. Ему совсем не улыбалось странствовать с таким количеством серебра у себя в рукаве. Поэтому он хотел бы обменять монеты на предмет помельче, который можно было бы легко укрыть в одежде. К тому же он был готов и несколько потерять на сделке.

Чэн Па важно покачал головой.

– Мудрая предосторожность, старший брат! В этих местах серебряные монеты являются редким товаром. Нам приходится видеть только медь. Если нужно обменять серебро на нечто равной стоимости, но меньшего веса, остается одно золото. И не хочу тебя обманывать, старший брат, люди нашего братства редко испытывают удовольствие прикосновения к желтому металлу. Может быть, раз в жизни... да и то!

– Да, – ответил Ма Чжун, – это слишком редкое сокровище. Но бывает, что нищий находит на дороге золотую безделушку, выпавшую из паланкина богатой женщины. А новость о подобной находке распространяется быстро. Вы, как советник гильдии нищих, ее услышите первым!

Чэн Па задумчиво почесывал себе живот, соглашаясь, что это может случиться.

Заметив, что в ответе не чувствовалось подъема, Ма Чжун порылся в своем рукаве и извлек оттуда серебряную монету, которую подбросил в ладони так, чтобы свет факела хорошо ее осветил.

– Пряча свои тридцать серебряных монет, – пояснил он, – я сохранил одну при себе, чтобы она принесла мне удачу. Я задаюсь вопросом, не согласитесь ли вы ее принять в качестве задатка в счет комиссионных, на которые ваша роль посредника дает вам законное право?

Чэн Па с удивительной ловкостью сгреб монету. Широкая улыбка скривила его большой рот.

– Старший брат, – ответил он, – посмотрю, что смогу для тебя сделать. Возвращайся завтра вечером!

Ма Чжун его поблагодарил и, обменявшись несколькими любезными словами со своими новыми друзьями, распрощался.