В сгущающихся сумерках они подъехали к шатру Сантанхеля, и тёплый приём, оказанный казначеем, согрел заледеневшее сердце Колона.

— Вы правильно сделали, что вернулись. Надо напомнить их величествам о себе. Но что с вами случилось?

Сантанхель взял его за плечи, повернул так, чтобы свет падал ему на лицо.

— Вы больны?

— Не телом, но душой, — ответил Колон и рассказал об обрушившейся на него беде.

Сантанхель ужаснулся.

— И она не пыталась оправдаться?

— К чему? — усмехнулся Колон. — Я застал их врасплох, когда они строили свои коварные планы. Я услышал слишком многое.

— Слишком многое! Многое, но не всё. Идиот! И вы не удосужились спросить себя, каким образом нам удалось так быстро вернуть украденные у вас карту и письмо? Вам не приходило в голову, что кто-то сказал нам, где искать? — Колон в замешательстве молча смотрел на него. — Это была Беатрис. Беатрис Энрикес. Кто ещё мог помочь нам? Ненароком она дала понять Галлино, что карта хранится у вас в квартире. Но едва узнав, что карта украдена, она пришла ко мне и рассказала обо всём.

— К вам? — в голосе Колона всё ещё слышалось сомнение. — К вам? Но почему к вам? Почему не ко мне?

— Это долгая история и драматичная…

— Кроме того, услышанное мною не оставляло сомнений, что она была заодно с этими мерзавцами, они наняли её, чтобы заманить меня в ловушку и ограбить. Отрицать это невозможно.

— Никто и не отрицает, — согласился Сантанхель. — Но какова цена! Бедняжка, она же не какая-то прожжённая авантюристка. Её принудили, сыграв на естественной любви к брату, схваченному венецианской инквизицией. Брат, конечно, у неё дрянь, но она не могла бросить его в беде. А потом влюбилась в вас. И доказала силу своей любви. Доказала на деле, пожертвовав братом ради вас. Это она назвала мне воров. Та женщина, которую вы сейчас клянёте, та женщина, которой вы из гордыни не дали молвить слова в своё оправдание. И сердце её теперь разбито.

Колон тяжело опустился на стул.

— Я, наверное, сойду с ума. Почему, если всё так и было, она ничего мне не сказала?

— А вы спросили её? Нет, вам хватило того, что вы подслушали.

— Не сейчас, а когда она обратилась к вам…

— Неужели вы не понимаете, сколь ужасно для неё было бы такое признание? Стоит ли удивляться, что сначала она хотела возместить нанесённый урон. — Сантанхель вздохнул. — Мне следовало рассказать вам обо всём до отъезда в Кордову. Она попросила меня об этом. Но… — Он пожал плечами. — Я подумал, что будет лучше, если вы объяснитесь сами. Я подумал, что, исповедовавшись вам, она скорее получит отпущение грехов.

Колон обхватил голову руками.

— Отпущение грехов! Исходя из того, что вы сказали, оно нужно скорее мне, а не ей.

— Милосердием Божьим вы его получите. — Дон Луис подошёл к нему, положил руку на плечо. — Не теряйте времени. Возвращайтесь в Кордову и положите конец её страданиям. Помиритесь с ней.

И через пять дней после отъезда Колон вновь появился в Кордове. Но у Загарте он узнал, что Беатрис уехала.

— Уехала? Куда?

На этот вопрос мориск ответить не смог. Она собрала свои нехитрые пожитки и уехала наутро после его драки с венецианцами. Со служанкой и погонщиком нанятых ею мулов. Возможно, тот знал, куда направилась Беатрис.

Погонщик мулов, которого Колон нашёл в конюшне у Гальегских ворот, сообщил, что отвёз Беатрис в монастырь неподалёку от Пальма дель Рио, там, где Хениль впадает в Гвадалквивир.

Колон выехал туда на следующее утро и преодолел тридцать миль, отделяющих Кордову от Пальмы, за четыре часа. Монастырь, низкое белое здание, окружённое высокой стеной, располагался на холме, у самого берега реки. Ворота открыла беззубая старуха, подозрительно оглядела его. Колон объяснил, кого он ищет. Старуха ответила, что Беатрис Энрикес пробыла в монастыре два дня, а затем уехала. Куда или по какой дороге, привратница не знала. Но посоветовала поспрашивать в Пальме.

За два дня Колон обошёл всех погонщиков мулов и все харчевни города. Но не узнал ничего путного. Переночевал в местной гостинице, а затем продолжил поиски на дорогах, ведущих на юг и запад. В Лора дель Рио, в Тосино, в Кадахосе, в корчмах на перекрёстках дорог он задавал вопросы, описывая Беатрис и её служанку, но никто в глаза их не видел. Беатрис исчезла без следа. Отчаявшись, он вернулся в Кордову и обратился за помощью к коррехидору.

Дон Ксавьер приложил максимум усилий, чтобы помочь тому, кто пользовался покровительством могущественного казначея Арагона. Его альгасилы изъездили всю округу. Но безрезультатно.

Колон ждал, но дни сливались в недели, и с каждой из них таяли его надежды. И оставалось лишь корить себя, что он так легко осудил Беатрис.

В то лето военный лагерь в Веге сгорел от пожара. Чтобы укрыть армию в случае непогоды, король Фердинанд заменил брезентовые палатки каменными и кирпичными домами, возвёл целый город, названный им Санта-фе. Построенный в виде креста, он как бы показывал маврам, что Испания обосновалась здесь навсегда.

А накануне нового года измученная осадой Гранада признала своё поражение. И эмир Бобадиль выехал из ворот, чтобы сдаться победителям. Его встречали вышедшие из Санта-Фе испанцы, ведомые кардиналом.

На празднике крещения серебряный крест, освящённый в Риме, украсил крышу замка Комарес, заменив сброшенный оттуда полумесяц. Рядом с крестом сияли золотом королевские штандарты.

Победоносно завершив десятилетнюю войну, окончательно разгромив мавров, королева Кастильская и король Арагонский, гордо въехали в последнюю сарацинскую твердыню на земле Испании. А за ней в январском солнце ярко сияли покрытые снегом вершины.

Колон, печальный и угрюмый, тащился в самом хвосте праздничной процессии. Он замкнулся в себе, компания сильных мира сего перестала его интересовать. Ни в чём он не находил радости, ко всему относился с пренебрежением. В том числе и к процессии, в которой принимал участие. Многочисленные знамёна, трубачи, разряженные рыцари. Покорение маленького королевства… Нашли, что праздновать. Разве можно сравнить Гранаду с тем, что предлагал он. Колон. И в то же время он не мог не осознавать, что окончание осады знаменует для него очень многое: владыки Испании обещали ему деньги и корабли после падения Гранады.

Процессия втянулась в узкую красивую улочку со стенами без окон, по арабскому обычаю, достигла ворот, украшенных каменными гранатовыми деревьями. За ними начиналась другая улица, широкая и прямая. Она вела к площади, на которой всадники спешились. А затем между двух башенок, образующих Врата правосудия, вошли во дворец-крепость Альхамбра. Переход от мрачных, суровых крепостных стен к тончайшему убранству и красоте внутренних помещений поражал глаз и душу. Колонны, столь тонкие, что, казалось, они не могли выдержать покоящиеся на них каменные арки с изумительной резьбой, окружали Двор мирт. Аккуратно подстриженные кустики выстроились вдоль бассейна, наполненного водой цвета турмалина. Анфилады, колоннады, мозаичные панно, позолоченные сводчатые потолки, мраморные полы, застеленные шелковистыми коврами, стены, увешанные гобеленами из Персии и Дамаска.

Вместе со всеми прошёл Колон через огромный зал в помещение, где возвышался наскоро установленный алтарь. Кардинал Испании отслужил благодарственную мессу. Опустившись на колени, затерянный в толпе. Колон спрашивал себя, дождётся ли он такого дня, когда «Те Деум» пропоют в честь его возвращения из дальнего плавания. Вот-вот должен был прийти его час. Если король и королева