… Ледяная пустыня океана и одинокая человеческая фигура, борющаяся с ураганом. Фантастические сооружения Материка Свободы. Они, очевидно, выглядят на экране расплывчато, словно в тумане, так как Коля представлял себе их плохо. Раскаленная лава, заливая лабиринты, живьем глотает людей… Среди них его родная сестра…

Но тут случилось непредвиденное. Коле тяжело было представить себе лицо несуществующей сестры. И вместо этого в его памяти промелькнуло родное лицо Лочи. Промелькнуло на какую-то долю секунды. И тотчас же будто кто-то выключил сопротивление, на котором держалась его воля — вслед за Лочей появился Чамино… Потом Лашуре…

— Хватит! — крикнул жрец. — Мы хорошо знаем детей советника, умершего во Дворце Единого. Знаем мы также инженера Лашуре. Теперь нам понятно, куда они исчезли. Они убежали на Материк Свободы. И этот прибыл сюда не ради сестры… Искупать его в волнах Единого. Наивысшую дозу! Потом повторить сеанс. Подумать только: Госпожа бороды… Какая черная неблагодарность!..

Его втолкнули в темную комнату. И он сразу же утратил ощущение собственного веса. Тело повисло в воздухе между полом и потолком. Он понимал, что сейчас шахо контроля не следит за его мыслями — здесь действует совсем другой луч. Когда-то он слышал о его свойствах. Он убивал способность человеческой психики к сопротивлению. И мучал так, как не умели мучать самые жестокие садисты.

Несколько секунд психической независимости были использованы на мобилизацию усилий мозга.

Это хорошо, что жрец считает Чамино, Лочу и Лашуре беглецами. Если бы только на этом все кончилось! В Коле они не узнали сына беловолосого советника. Это тоже хорошо. Теперь главное — выдержать, выдержать!.. Пусть из мозга выплеснется вся ненависть к Бессмертному, пусть затмит собой все иные чувства и мысли. Для этого не нужно искусственной правды. Эта правда живет в каждой клетке его существа. И пусть она проявится во всей своей обнаженности. Коля передаст на экран самые страшные картины: как он тянется руками к горлу Единого, как душит его, колотит кулаками по ненавистному черепу, выламывает искусственные суставы, вырывает преступный мозг… Жрецы не смогут долго вынести такого дикого богохульства — они его просто убьют! И тогда конец мукам, наступит великое счастье небытия…

Пытки начались через несколько секунд. Сознание отметило, как медленно каменеют руки и ноги, туловище и голова.

В обычном застенке жгут железом, загоняют под ногти иголки, выламывают руки. И все равно при этом страдают только отдельные нервы. Они посылают мозгу сигналы, предупреждая о катастрофе, происходящей где-то на околице человеческого организма. А тут шла атака против всей нервной системы сразу. Не оставалось ни единого нерва, который бы не чувствовал себя в каменных тисках, сжимавшихся все теснее, доставляя при этом неимоверную боль.

Исчезло ощущение времени. Проносились тысячи оборотов. Умирали и рождались новые светила. Только не умирала страшная жгучая боль, и по жилам вместо крови текло расплавленное железо…

Через сколько же тысяч оборотов наступило вдруг внезапное облегчение? Кто жил теперь на свете, а кто умер? Кто будет пытать его снова? Что помнил Коля, а что навсегда позабыл?

Жрецы привыкли к тому, что после купания в волнах Единого из порабощенного мозга можно вычерпывать необходимые сведения так же просто, как белковину из котла.

И Коля снова попал под лучи шахо. Но вдруг он заметил: лицо жреца, следившего за экраном, побледнело, в глазах появился смертельный ужас… А Коля, закрыв глаза, душил, душил каменными руками холодное горло Бессмертного…

Жрец сразу же выключил шахо. Ему еще никогда не приходилось видеть такое богохульство! Но страшнее всего было то, что на экран смотрели его служители… Не станет ли известно во Дворце Бессмертного, чем они здесь развлекаются?

И снова темная комната, волны Единого, нервы, зажатые в каменные тиски, и тысячи оборотов нечеловеческих страданий…

Но что это?… Откуда это взялось?… Теплый дождик ласково касается его тела. Сквозь сетку дождя успокаивающе светит солнце. На горизонте синеют леса, а у ног тихонько плещутся морские волны…

После нестерпимых мук эта обычная картина поражает тишиной и красотой. Полумертвые от страшного напряжения нервы начинают оживать. Он лежит на теплом песке возле моря, и легкий ветерок ласкает его бессильное тело, сердце колотится все чаще, а вверху плывут пушистые облака…

Как попал он на Землю? Кто перенес его сюда? Неужели палачи позволили ему впасть в беспамятство? О нет, этого быть не может! Беспамятство — это бегство. И все же придется в это поверить, так как он вдруг слышит знакомые голоса.

— Сеанс надо повторить, — сказал первый.

— А может, хватит? — неуверенно спросил второй.

Так вот в чем дело! Они заставили его видеть дорогие ему картины Земли лишь для того, чтобы он еще острее страдал от новых пыток. Нельзя позволять нервам привыкнуть к адской боли — нервы способны утратить чувствительность. Примитивная хитрость садистов!.. Но чьи же эти голоса? Нет, это разговаривают не жрецы. В голосах слышится что-то родное, близкое…

— Он очень любит Землю, — сказал первый голос, похожий на голос Чамино. — Земля — лучшее лекарство для его нервов.

— Ладно, повторим сеанс, — сказал второй голос, напоминавший голос Лашуре.

И снова перед глазами поплыли земные картины. Снова тихий теплый дождь позванивает о его шлем. Земля надвигается на него всем богатством своих красок, качает его в зеленых ладонях, стряхивает на грудь лепестки пахучих цветов, устилает береговые дорожки зеленым мхом и золотым песком. Всходит и заходит солнце, поминутно меняет свои оттенки море. А где-то близко, совсем близко звучит голос Лочи:

— Чамино, пусти меня к нему! Я больше не могу!

— Потерпи, Лоча, — отвечает голос Чамино. — Еще несколько дней.

Тяжелые, словно и вправду окаменевшие, веки разомкнулись, и Коля увидел меловые стены с коричневыми прожилками. Это была хорошо знакомая комната Лашуре. Возле него сидел Чамино.

— Чамино! — тихо прошептал Коля. — Лоча!.. Как я очутился здесь?

Но Чамино молчал. Он только лукаво улыбался… Ничего определенного не могла сказать и Лоча. Ей было известно только одно: Чамино и Лашуре принесли его сюда больного, в тяжелом беспамятстве. Вместе с ними пришел и дядя Гашо. Но о том, как его освободили, не сказали даже ей.

— Спи. Спи, — Лоча поцеловала его. — Теперь тебе ничего не угрожает. Нужно спать.

Чамино что-то сказал Лоче, и она покорно вышла.

— Лоча! — потянулся к ней Коля.

Но Чамино положил ему руку на плечо.

— Не спеши, друг. Купание в волнах Единого делает человека калекой. Но на всякое действие существует противодействие. Я покажу тебе нитку моего отца. Ту, что ты просил. Это поможет…

И Коля даже не заметил, как вновь сомкнулись его веки. Нет, это был не сон. И не бред. Это были великие странствия…

… Откуда он это знает? Почему живет чужой жизнью? О волшебный бумеранг, твои зигзаги и петли можно сравнить только с чарами неумирающего луча.

Такое бывает и с земными людьми: знание приходит неожиданно и мучает нас: откуда оно?…

Теперь он уже не Акачи — он Шако. Советник Бессмертного. Отец Чамино.

— Летим, сынок! Ведь не часто бывают противостояния Юпитера. Скоро Юпитер скроется из наших глаз на много оборотов.

— Если бы ты знал, Чамино, к какому эксперименту готовится твой отец! Он начал готовиться к нему еще тогда, когда тебя не было на свете. Но теперь пришло время. Завтра Юпитер и Фаэтон сойдутся так близко, как бывает только один раз в несколько десятков фаэтонских оборотов. Вот и мы полетаем пока вместе — ты ведь любишь летать с отцом. Кто знает, чем закончится опыт…

Все проверено. Аппараты действуют безупречно. Однако у исследователя всегда есть «но», которое