Гюльнара чуть улыбнулась, не выдавая своей радости. Она была слишком восточная женщина. И продолжала спокойно сидеть.

Марина восприняла первую фамилию спокойно, за долгие годы учебы она привыкла к тому обстоятельству, что ее фамилия всегда идет в самом конце любого списка. Лена снова тревожно посмотрела на нее. Как она волнуется, подумала Марина. — …Иволгина, — назвал вторую фамилию полковник Зотов, и Лена, не скрывая своего восторга, чуть не закричала от счастья. Она обернулась к Марине.

— Мы остаемся, — прошептала она, не в силах более скрывать свои чувства.

Марина почувствовала радость за подругу. Она спокойно ждала третью фамилию, не сомневаясь в результатах этого конкурса. Сейчас Зотов назовет ее. — …и, — действительно сказал Зотов, поднимая голову, — …Людмила Старцева.

Мила даже не обрадовалась. Она только коротко кивнула головой. Марине показалось, что она ослышалась. Лена испуганно оглянулась на нее. И Зотов закончил свое выступление:

— В распоряжение резерва переводятся Чернышева и Яковлева. — Полковник сел.

И только теперь вдруг Марина поняла, кто именно не прошел испытания. Кто вхолостую потратил эти три года. Кто не сумел закрепиться в их группе. Поняла, и дикая несправедливость случившегося ударила ей в голову. Лена растерянно смотрела на нее. Мила взглянула с каким-то злорадством, как всегда радуются поражению столичных жителей провинциалы, сумевшие закрепиться в городе. Во взгляде Азизовой было недоумение.

— Чернышева и Яковлева, — сразу поднялась Аркадия Самойловна, — идемте со мной.

Марина не видела уже ничего вокруг. Она только чувствовала взгляды присутствующих. И поэтому, подняв голову, заставила себя спокойно встать и даже выдавить улыбку для Лены.

— Все в порядке, — чудовищно спокойно произнесла она, сама удивляясь своей выдержке.

Таня Яковлева, не выдержав, расплакалась. Прямо на глазах у всех. К ней подошла Аркадия Самойловна и, взяв ее за плечи, повела к дверям. Марина без лишних напоминаний поднялась и, громко стуча каблуками, прошла к двери. И, не обернувшись, вышла.

— У этой девочки неплохое самообладание, — кивнул Лев Григорьевич.

— Умеет держать удар, — угрюмо произнес генерал. — Разбирайтесь со своими клиентками без меня.

И, поднявшись, тоже вышел из зала.

В другой комнате Аркадия Самойловна успокаивала Таню.

— Не нужно так переживать, Яковлева. Может, это и к лучшему. Выйдешь еще замуж, у тебя семья будет, дети. Чего ты так убиваешься?

— А мужу она расскажет про ваши экзамены, — не удержалась от язвительной насмешки Марина.

— Что ты сказала? — не поняла Аркадия Самойловна.

— Ничего, — махнула рукой Марина. — Что нам нужно делать?

— Идите собирать свои вещи, — безжалостно произнесла Аркадия Самойловна, — вы едете в Москву сегодня вечером.

— Хорошо. — Она повернулась, чтобы уйти.

— Вы ничего больше не хотите мне сказать? — удивилась Аркадия Самойловна.

— Ничего. Хотя нет. Я вам все равно благодарна, Аркадия Самойловна. Спасибо.

— За что? — не поняла строгая наставница.

— За учебу, — объяснила молодая женщина, выходя из комнаты.

Таня вытерла слезы.

— Может, там ошибка? — с надеждой спросила она.

— Нет, — жестко отрезала Аркадия Самойловна, — у нас не бывает ошибок. Иди, собирай свои вещи.

Таня с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать еще раз. Когда она наконец ушла, Аркадия Самойловна взглянула наверх, где была установлена скрытая камера. Затем вышла в соседний кабинет, где перед камерами сидел генерал.

— Вы все видели? — спросила она.

— Конечно.

— Вы знаете, мне даже жаль Чернышеву, — призналась Аркадия Самойловна, — она так здорово держится.

— Так решили психологи, — недовольно заметил генерал, — из нее не получится хорошего разведчика.

— Это странно, — призналась Аркадия Самойловна. — Я ведь здесь работаю уже много лет. Мне казалось, что она как раз подходит нам больше всех остальных. Немного характер был дерзкий, но девочка умная, толковая.

— Видимо, характер и сказался. — Генерал видел, как Чернышева собирала свои вещи. Яковлева, напротив, сидела в полной прострации на своей кровати.

— Помогите Яковлевой, — попросил он Аркадию Самойловну, отключая микрофоны.

Через полчаса женщины вышли во двор со своими чемоданами.

— Они нам не разрешат попрощаться с девочками? — спросила Яковлева. Глаза у нее были красные.

— Не знаю, — сквозь зубы ответила Марина, — может, и не разрешат.

К ним вышли Зотов и Аркадия Самойловна.

— Вас посадят на поезд, — сказал полковник, — в Москве явитесь по известному вам адресу, доложите, что прибыли в их распоряжение. Все ясно?

— Ясно, — за свою подругу и за себя ответила Чернышева.

— Поедете в разных вагонах, — хмуро добавил полковник, — и на вокзале, если даже увидите друг друга, не подходите с расспросами. Вы офицеры КГБ, не забывайте об этом. Просто теперь вас будут использовать несколько по другому направлению.

Подошла машина. Это был обычный крытый грузовик. Пожилой прапорщик-водитель поднял их чемоданы в кузов.

— До свидания, — сухо сказала Аркадия Самойловна.

— До свидания, — также без эмоций произнесла Чернышева и первой полезла в грузовик. Таня всхлипнула, кивнула всем и полезла следом. Когда машина выехала со двора и дежурный офицер бросился закрывать ворота, Марина чуть нахмурилась. Она не думала, что все может закончиться так. Но всю дорогу до вокзала молчала. На вокзале строгий прапорщик выдал им билеты в разные вагоны и даже не помог нести чемоданы. Марине пришлось тащить свой тяжелый чемодан одной. На вокзале маленького городка не было привычных столичному жителю носильщиков.

Она вошла в вагон. К ее удивлению, место у нее оказалось в купе, где, кроме нее, уже сидела какая- то семья — отец, мать и их любознательный сын-пионер. Марина еще умудрилась поднять свой чемодан наверх, переговорить с будущими соседями по купе и выйти в туалет. И только запершись там, она расплакалась. Это был какой-то выстраданный плач, короткий и злой, будто прорвавшийся внезапно гнойный чирей, за которым обычно идет кровь. Проплакав так полминуты, она наконец успокоилась, вымыла лицо, вытирая его полотенцем до боли.

Вечером соседи вышли, и вместо них в вагон сели двое молодых ребят и одна девушка. Шумная компания праздновала защиту кандидатской диссертации, и ребята весело обсуждали подробности поведения диссертанта и его оппонентов. Марина поневоле втянулась в дискуссию. Поздно вечером она снова вышла в тамбур постоять у раскрытого окна. Мимо мелькали огни. Она стояла так минут двадцать, пока не почувствовала, что рядом с ней стоит незнакомец. Просто стоит и курит, также глядя в окно. Она обернулась к нему.

— Вы Чернышева? — спокойно спросил мужчина.

— Да. — Она не удивилась, откуда он знает ее фамилию. Просто привычно ответила утвердительно.

— Сейчас вы сойдете на станции, — сказал незнакомец, — так нужно.