Тот встал и обернулся. На мгновение лицо Эвана озарилось светом, но он тут же овладел собой и нахмурился:

– Энни? Что ты тут делаешь?

Она перепрыгнула через журчащий ручей и показала ему руку в кожаной рукавице.

– Оуэн учит меня охотиться.

– Понятно.

– Но мне это не нравится. А почему ты пасешь овец?

– Наш пастух заболел, и я предложил свою помощь.

– Ясно, – она вытянула шею, чтобы заглянуть ему через плечо.

– Что там, Эван?

Не дожидаясь ответа, она обошла Эвана и резко остановилась, увидев в траве мертвого ягненка. Крохотное жалкое тельце вызвало в ней приступ тошноты.

– Боже! Что случилось?

– Он заболел. Наверное, колика, – Эван посмотрел на стоявшую в нескольких шагах от них овцу с раздутыми от молока сосками.

– Сделай что-нибудь… Эван!

Энни с ужасом уставилась на большой острый нож, появившийся в руках Эвана.

– Отвернись, Энни, – приказал он. – Тебе не надо на это смотреть… Отвернись, черт возьми!

Став только что свидетельницей того, как Оуэн свернул шею птице, Энни полагала, что ничего ужаснее уже быть не может.

– Отвернись, черт возьми.

– Я хочу видеть, что ты будешь делать.

– Ну, тогда не рассчитывай, что я пойму, когда тебя стошнит.

– Меня не стош… – девушка быстро прикрыла рот рукой.

Эван, погладив мягкую белую шерстку, поднял мертвого ягненка, потом с каменным лицом сделал по четыре неглубоких надреза вокруг каждого маленького копытца.

– Эван, – прошептала Энни. – Ради Бога, ты что, сумасшедший? Это какой-то ритуал протестантов, или ты стал язычником?

Он не ответил, а лишь уверенно провел ножом вокруг шеи ягненка. Затем, умело орудуя ножом, медленно и осторожно, когда это было нужно, снял с него шкуру. В мгновение ока перед Энни в колышащейся от ветра траве оказалась голая тушка.

Девушка, зажав рот ладонью, тихонько вскрикнула. Мать мертвого ягненка начала беспокойно раскачиваться из стороны в сторону.

Эван подошел к стаду и взял на руки крохотного, блеющего малыша. Бормоча что-то по-уэльски, он встал на колени и надел на него шкуру мертвого животного. Она расправилась и, как вязаный камзол, с головы до ног укрыла обеспокоенное животное.

– Все так странно, – наконец смогла выдавить из себя Энни. – Я не понимаю.

Он приладил шкурку получше.

– Поймешь.

– Я не уверена, что хочу этого.

Эван поднялся на ноги, держа ягненка в странном облачении под мышкой.

– Этот малыш – сирота. Его мать сдохла от тимпонита[22]*. А эта овца, – он указал на животное с раздувшимися сосками, – только что потеряла своего детеныша. Смотри.

Он медленно и осторожно подошел к овце и поставил ягненка в траву перед ней. Малыш, шатаясь на тоненьких, еще не окрепших ножках, подошел к овце. Та оглядела его, потом опустила голову и обнюхала его.

Наконец Энни поняла:

– Ты хочешь, чтобы она выкормила его.

– Да.

Овца обнюхала сироту, втягивая запах шкурки мертвого ягненка. Пригнув голову, она отстранила его. Эван оседлал овцу и обездвижил ее. Ягненок отыскал вымя и принялся жадно сосать. Овца неуверенно дернулась, но ягненок приносил ей явное облегчение. Вскоре Эвану уже не нужно было держать ее, животное стояло спокойно.

Энни облегчено вздохнула, только сейчас осознав, что все это время сдерживала дыхание.

– Она приняла его.

– Кажется, да.

Эван обтер нож о траву и убрал его в ножны. Потом подобрал тушку погибшего ягненка, отнес ее к груде скошенной травы и завалил сеном и камнями.