– Ты получил нужные сведения, – Касильда сделала вид, что споткнулась. – Все не так уж плохо.

– Не так уж плохо? – Эван свернул на улицу, ведущую к церкви. – Как дико и отвратительно мне так обращаться с тобой! Как ты можешь выносить, когда тебя толкают, словно ты какая-нибудь скотина?

Они подошли к церкви.

– Я прекрасно могу это выносить, – заверила его Касильда, приостановившись, чтобы ему пришлось подтолкнуть ее.

Устав от собственного поведения, Эван грубо схватил ее за плечи:

– Но почему, черт возьми?

– Потому что я люблю тебя.

Простой и прямодушный ответ заставил его окончательно потерять над собой контроль.

– Касильда, – прошептал Эван и, притянув к себе, властно поцеловал.

Этот поцелуй был эхом предыдущей ночи. В Касильде Эвану нравилось все: сила, красота, страсть. Всю ночь наслаждались они друг другом, этой неожиданно вспыхнувшей страстью, такой жаркой и светлой, как огонь. Эван нашел свою любовь в самом неподходящем месте, в самое неудобное время. Он не знал, куда приведет его сердце, но сейчас ему не хотелось об этом думать. Любовь к ней была так же неотвратима и неизбежна, как вызываемый луной прилив и отлив. Он сжимал ее в объятиях до тех пор, пока не почувствовал, как жаром окатило его чресла и в висках застучала кровь.

Эван почувствовал, что Касильда вздрогнула и отшатнулась. Тут он осознал, что стук, который доносился издалека, был топотом обутых в сапоги ног. Касильда вырвалась из его рук.

Эван повернулся и увидел двух приближающихся солдат. Один из них вел на поводке большую серую борзую. На ступенях церкви стоял высокий худой священник и неодобрительно смотрел в их сторону.

Солдаты остановились рядом с ними.

– Что такое? – спросил один из них, одетый крестоносцем, в костюм зелено-белого цвета. – Ты проявляешь слишком большое внимание к этой шлюхе-язычнице.

– К тому же на ступенях дома Господня, – добавил священник.

У Эвана пересохло во рту. Инстинктивно закрыв собой Касильду, он старался не смотреть на сверкающие на солнце мечи и кинжалы солдат.

– Она моя собственность, я привел ее сюда, чтобы окрестить.

– Ты как-то странно готовишь ее ко вступлению в истинную веру, – заметил один. – Мы неодобрительно смотрим на связь с язычниками.

– Да, – добавил второй. – Бери ее силой, если хочешь, но ради Бога, делай это дома, – его взгляд скользнул по Касильде. – Хотя я признаю, она просто прелесть.

«Интересно, – подумал Эван, – они тоже слышат, как колотится мое сердце?»

– Если вы позволите, я хотел бы переговорить со священником.

– Позже. Сначала сходим в казармы, поделишься с нами своим товаром.

Эван бросил умоляющий взгляд на священника, ожидая, что тот вмешается. Но священник просто наблюдал за ними с едва заметным любопытством.

«Католики, – презрительно подумал он. – Их религия – мразь, прикрытие для того чтобы мучить невинных».

– Сожалею, но сейчас не могу, – небрежно ответил Эван.

Он тайком оглядывал улицу, прикидывая, смогут ли они с Касильдой убежать.

– В чем дело? – поинтересовался солдат. – Туземка – твоя любовница?

– Ну конечно же нет. У меня здесь дело и нет времени на подобные развлечения.

Солдаты переглянулись.

– Тогда иди и оставь ее нам. Мы покажем ей, как настоящие мужчины должны обращаться с рабынями. Отойди.

– Ударь меня, – едва слышно выдохнула Касильда ему в ухо.

Эван сделал вид, что не слышит.

– Господа, мне кажется, что у солдат империи в такой час должны быть более существенные занятия.

– Ударь! – настаивала Касильда.

– Puta![12] – воскликнул он. Хотя все в Эване восставало против этого, он замахнулся и ударил ее, надеясь, что солдаты не заметят, как он смягчил удар рукавом.

Касильда съежилась и прикрыла рот рукой. Эван увидел, что она прикусила губу, чтобы пошла кровь.

– Еще! – зашептала она. – Еще!

– Прекрати ныть, – с трудом выговорил Эван и ударил ее по лицу. Голова ее дернулась в сторону, выражение лица стало болезненным. Он решил, что впрямь сделал ей больно.

– Перестань! – с другого конца улицы раздался пронзительный крик.