и заявил, что теперь они могут купить лошадей для всей гвардии королевы.

И все же Эван не слишком задумывался над происшедшей в его жизни переменой. Раньше желание разбогатеть было очень сильным, но теперь ему была нужна только Энни. Подгоняемый ветром, Эван скакал в Лондон почти без остановок, еды и сна. Он жил без нее три года, и день-другой ничего не изменили бы в их жизни, и все же, когда дело касалось любимой, его логика уступала место чувствам. Мысленный образ возлюбленной был для него таким же ярким, как свет солнечного дня. Вздрогнув от неожиданности этого открытия, он осознал, что его чувства к ней стали чем-то большим, чем любовь. За годы разлуки его страсть усилилась и перешла в боготворение. В Лондон Эван въехал через Темпл-Бар.[31] Здесь он наконец понял, что значит быть богатым. Стражник попытался задержать его, заставляя заполнить разрешение на въезд. Однако золотого дублона оказалось достаточно, чтобы тот вытянулся в струнку и заискивающе предложил проехать без остановки.

Эван едва держался на ногах от усталости и голода, когда наконец добрался до дворца Уайтхолл. Налево и направо раздавая взятки, он пробирался мимо смотрителей и приживалов, не обращая внимания на удивленные взгляды, которыми его провожали. Он давно не брился и не стриг волос и все еще был одет в свободные морские брюки и рубашку. Его наряд дополняли широкополая кожаная шляпа – подарок малайской женщины, расшитый жилет с острова Явы и кожаные сапоги до колен.

В присутственной палате, сиявшей блеском свечей, шел пир. Его ослепил блеск нарядов дам и камзолов кавалеров. Музыка тамбуринов и виол оглушила его. Ему все-таки следовало поесть, отдохнуть и вымыться.

Чтобы успокоиться Эван одной рукой оперся на каменную колонну, а второй ухватился за толстую бархатную штору. Его лихорадочный взгляд отыскал королеву, сидевшую на возвышении в сверкавшем бело-золотом наряде. У ее ног на скамеечке сидела Энни.

– Энни, – беззвучно прошептал он ее имя. Эвана охватил малодушный страх. Она стала еще прекраснее… и… дальше, чем когда-либо была. Усыпанный драгоценными камнями головной убор скрывал ее волосы, обрамляя безупречный овал лица. Изящные белые руки с кольцами на пальцах безмятежно покоились на коленях. Голова была обращена к королеве, которую она слушала с вежливым вниманием. Энни являла собой картину настоящей придворной дамы: уравновешенной, честной и невероятно благопристойной.

Она казалась такой хрупкой и недосягаемой, как тонкая работа стеклодувов.

Энни, что она сделала с тобой?

Как паук, наблюдающий из-за угла за своей жертвой, позади королевы стоял неизменный Андрэ Скалия. Пока Эван собирался с духом, чтобы сделать шаг вперед, к Андрэ подошел дворцовый смотритель и что-то шепнул ему на ухо. Потом оба исчезли, будто растворились в воздухе.

Эван, оставаясь незамеченным между колонной и окном, пытался поймать взгляд яркой, обворожительной девушки, которая много лет назад стала его возлюбленной и обещала его ждать. Но сейчас он видел только холодную, бездушную незнакомку, словно сошедшую с портретов Гольбейна.

Эван уговаривал себя подойти к ней, растопить лед и отыскать под ним теплое сердце. Тело его не слушалось, но он все-таки сделал шаг вперед…

А потом услышал за спиной резкий свистящий звук, словно из чайника выходил пар, и провалился в темноту.

Каждое известие об успехах Дрейка стрелой пронзало сердце Энни. Инвесторы получили 1400 процентов прибыли. Только доля королевской казны была настолько велика, что позволяла провести полную реконструкцию флота, и еще много денег оставалось.

В Уайтхолле только и разговоров было, что о смелых подвигах Дрейка, об открытии им во владении калифорнийских племен Нового Альбиона, о его посещении Молуккских островов, Филиппин, Явы и Сьерры-Леоне, о том, какие богатства он привез в Англию. Даже королева говорила о нем почтительным тоном.

– Я должна наградить адмирала Фрэнсиса Дрейка по заслугам, – вслух рассуждала она. – Он, наверное, был бы доволен титулом. Думаю, рыцарства будет достаточно. И еще нужно решить, когда представить его ко двору.

– Как бы скромно вы его ни отблагодарили, – заметил Андрэ, – Испания все равно будет оскорблена.

Елизавета рассмеялась.

– Посол Ороцо уже потребовал, чтобы я вернула сокровища и казнила пиратов, – королева повернулась к Энни: – Скажи мне, дорогая, что я должна ему ответить?

Энни слабо улыбнулась. В эти дни она чувствовала себя совершенно разбитой, ибо новость о возвращении Дрейка заставила ее снова пережить трагедию смерти Эвана. Даже то, что она рассказала королеве об измене Оуэна Перрота, уже не приносило утешения ее измученному сердцу.

На этот раз королева приставила к Оуэну одного из придворных, заставив его шпионить за ним: теперь у нее были собственные подозрения на этот счет. Перрот сбежал, и по приказу Елизаветы королевская стража разыскивала его. Истинное счастье было недоступно Энни, но, возможно, если найдут Оуэна Перрота, она получит какое-то удовлетворение.

– Госпожа Блайт, – сэр Кристофер Хэттон тронул ее за рукав, – королева задала вам вопрос. Как мы должны ответить на требования испанцев?

Испугавшись, Энни почтительно наклонила голову:

– Если Испания уже оскорбилась, зачем соблюдать приличия и проявлять скромность? Наградите адмирала со всей пышностью и щедростью, на которую вы способны.

– Ну конечно! – королева развернула индийский веер из слоновой кости. Прикрывшись им, она бросала лукавые взгляды на Маршомонта, агента ее нынешнего жениха, герцога Аленсона. Елизавета принимала от него подарки и знаки внимания, не намереваясь оправдывать их ожиданий, хотя французы считали сделку совершенной. – А что касается наград, то мне придется придумать что-то для каждого из них. Дрейк не смог бы совершить такого чуда в одиночку. Отец Флетчер получит должность епископа. Моряки Дирк и Дентон – свой собственный фрегат. Джека Даути, брата мятежника, удержит от интриг пожалование землей на границе с Шотландией. А Эван Кэроу…

Энни вскочила на ноги. Андрэ Скалия с шумом вдохнул воздух и стал белее выгоревшего