она не смогла сдержать стона. Руки его ласкали самые чувствительные места ее тела. Он покрывал поцелуями ее плоть, оставляя после себя жгучие следы.

Энни изогнула спину и раскрылась перед ним подобно цветку. Эван снова проник в нее и одним ловким движением оказался снизу, а ее с головой накрыли волны чувственных ощущений. Он еще искал удовлетворения пылавшего в нем жара. Блаженное выражение его лица было зеркальным отражением ее собственного.

Когда чувства пошли на убыль, он опустил ее рядом с собой.

– В постели тебе не следует ругаться, – сказал он. – Твои словечки вызывают во мне желание.

– Тогда я буду каждый день придумывать новое ругательство.

Он поцеловал ее. Вкус его губ пробудил в ней новый приступ нежности.

– Эван!

– Тс-с, – он тихо рассмеялся. – Подай мне вино.

Энни, как зачарованная, наблюдала за его движениями. Ей нравилось, как во время питья ходил у него кадык, нравилась копна черных волос, сонный взгляд удовлетворения, смягчивший лицо.

– Эван…

– Да? – Ленивая улыбка тронула его губы.

– Я хочу, чтобы ты знал. Я навсегда запомню тебя таким, какой ты сейчас, как бы далеко ты не уехал, – ее испугали собственные слова, и она вздрогнула. – Боже, я даже не могу позволить себе думать об этом.

Эван осушил кубок, подался вперед и поцеловал ее в живот.

– О чем?

– Что ты уезжаешь.

Он приподнялся на локте и рассматривал ее, будто хотел запечатлеть в памяти навсегда. Свободной рукой он провел по изгибам ее шеи, груди и бедер. С таким знанием, что это напугало ее.

– Это будет пролив Магеллана?

Его рука замерла:

– Как ты догадалась?

– Помнишь рассказ о том, как Дрейк с дерева в Кордильерах увидел Великое Южное море и поклялся переплыть его однажды?

– У Фрэнсиса длинный язык. Другие тоже могли догадаться об этом, – выпалил Эван.

– Не обязательно. Себастьян Кэбот сам не сумел пройти через пролив. Даже лорд адмирал считает, что достижение Магеллана никто не сможет повторить еще очень долго.

– Но ведь ты думаешь иначе.

– Я просто знаю, что за человек Дрейк, – она поцеловала его руку. – А также знаю того, кто идет вместе с ним.

Он сел и притянул ее к себе.

– Никому не говори об этом, Энни, хотя мне хотелось, чтобы ты знала все.

Девушка рассмеялась:

– За годы, проведенные при дворе, я научилась говорить, не сказав ничего. Я умею контролировать себя.

Это была истинная правда: даже от человека, которого она любила, у нее были секреты. Она знала, что одного ее слова было бы достаточно, чтобы он отошел от Дрейка и остался с ней. Но она знала также, что в нем были голод, нетерпение и страсть, которые могло удовлетворить только глубоководное бурное море. Нет, она никогда не воспользуется любовью, чтобы манипулировать его судьбой.

Еще Энни хотелось поделиться с ним своими тревогами – кто-то шпионит за ней, обыскивает комнату, она постоянно чувствует чей-то пристальный взгляд. Жадные глаза были при дворе повсюду, интригантство процветало. Она подавила страх, проглотив слезы. Рассказать Эвану – значит обречь его на душевные муки. Он будет разрываться между преданностью ей и долгом перед Уэльсом. Энни знала настоящую цель экспедиции – пройти по Магелланову проливу из одного океана в другой. А это было нелегко. На это могли отважиться немногие. Эвану понадобятся все силы и полная сосредоточенность, потому она не станет отягощать его сердце своими проблемами.

– Как долго тебя не будет? – спросила Энни.

– Магеллану потребовалось три года. Не буду хвастать, что мы сможем сделать это быстрее.

Сердце ее от горечи сжалось.

– Я буду ждать тебя, Эван.

Ее наивная вера глубоко тронула его душу. Шансы на возвращение были ничтожны, но ему не хотелось пугать ее. Если удача будет благосклонна к нему, он разбогатеет и станет достойным ее. Поэтому сейчас он не мог дать ей никакого обещания, кроме одного.

– Я вернусь, – сказал он.

И Эван мысленно обратился к Богу, чтобы тот не дал ему нарушить это обещание.