— Родит Лелия мне сына — полюблю всей душой! — Он и не заметил, как произнес вслух клятву верности своей Кае.

Стол в триклиниуме был накрыт домотканой скатертью и уставлен простой, но вкусной снедью. Лелия уже ждала, просила извинить ее, но в зимнее время так трудно украсить пир розами. Она позволила себе заменить их веточками вечнозеленого тамариска с алыми ягодами.

— Не правда ли, они оживят наш убогий ужин?

Агриппа кивнул, хотел сказать что-нибудь ласковое, но в эту минуту двое рабов внесли кресло- носилки. Жизнь в склепе сказалась, и Лелий Аттик не мог передвигаться сам. Он пристально взглянул на зятя и вместо приветствия только выдохнул:

— Наконец-то вспомнил!

За ужином все много ели и мало говорили. Агриппа ужаснулся аппетиту Аттика. Неподвижный старик пожирал столько мяса, бобов, плавающих в сливочном масле, лепешек, что и трем молодым легионерам не осилить бы.

Когда наконец насытившегося старца унесли и рабыни убрали со стола, Агриппа спросил свою Каю:

— Ты, наверное, очень скучала здесь?

— Нет, — Лелия с изумлением посмотрела на него, — я никогда не скучаю. Я вела твой дом, читала по вечерам вслух отцу.

— Наверно, напряла и наткала не меньше Пенелопы? — пошутил молодой полководец.

— Я не умею прясть, но если ты хочешь знать, чем я заполняла досуг, пойдем, я покажу тебе.

Они прошли в библиотеку: большой рабочий стол, легкое тростниковое кресло египетской работы и на консолях бюсты мудрецов — Сократ, Платон, Пифагор, Эмпедокл и над самым столом Марк Туллий Цицерон.

Заметив неодобрительный взгляд своего супруга, Лелия тихо проговорила:

— Ты не знаешь, кто он был мне и почему память о нем священна для меня. Это мой отец. Аттик скрыл грех моей матери, дал мне свое имя и воспитал меня как свое дитя. Вот почему я чту его не меньше даровавшего мне жизнь. Теперь ты знаешь мою тайну и, если хочешь, можешь лишить меня своем очага.

— А мне все равно! Я не на Цицероне женился, а на тебе! — Агриппа опустился в кресло. — По мне, Цицерон даже лучше!

— Ты хотел знать, как я коротала ненастные вечера. — Лелия подошла к полке и достала несколько свитков.

Освоившись с неярким светом лампионов, Агриппа разглядел на полках немало пергаментных свитков, глиняных дощечек с вавилонскими письменами и туго перевязанные стопки восковых табличек.

— Откуда у тебя все это?

— Добрая Рета, супруга Сильвия, присылала мне нужные книги. Сильвий сказал, что ты разрешил мне покупать самые роскошные наряды и драгоценности. Так что эти книги — твой подарок, мой Кай!

Агриппа обрадовано рассмеялся:

— Наконец-то ты согласилась, что я Все-таки твой Кай!

Лелия наклонила голову.

— Я во многом была неправа. Помнишь нашу первую беседу? Мы оба, как двое мальчишек, сидели на заборе и спорили о державных делах.

— Я уж что-то не помню, о чем мы спорили, но так запомнил тебя, что, потом разыскав, сразу узнал.

— Я тогда, как ученая птичка, повторяла слова Платона о том, что править миром подобает мудрецам, — продолжала Лелия, как бы не слыша его слов. — А вот тут... — Она развернула лежавший на столе свиток. — Я пытаюсь спорить с Платоном. Можешь прочесть.

— Тут по-гречески. — Агриппа вернул ей свиток. — Ты лучше расскажи.

— Мне легче говорить о мудрецах на их языке. — Лелия улыбнулась, как бы прося прощения за свою приверженность к Элладе. — Я пишу вот тут, — она положила крепкую загорелую ладошку на свиток, — что мудрецы могут указать правый путь правителям, но сами править они не в силах, потому что ни одной из своих идей они не могут воплотить в жизнь. Я привожу примеры из жизни многих народов. Державы, как люди, проходят детство, юность... Ведь нам, пережившим столько ужасов, кажутся такими наивными и герои Гомера, и мужи первых дней Рима... — Она задумалась. — А потом наступает зрелость, и боги смиряют неразумных, вроде твоего Секста Помпея, титанов. — В ее голосе прозвучала печаль. — Юпитер начинает править Олимпом, а Римом должен править новый Александр, то есть смелый, мужественный и мудрый человек. И раз Республика захлебнулась в крови, так уж лучше ты, чем Антоний! Ты умней и не так кровожаден!

— Во-первых, Антоний вовсе не кровожаден, он Мешок, и все, — возразил Агриппа, —  а во-вторых, правитель Италии — Октавиан Цезарь, а не я.

Лелия улыбнулась.

— Маленькие девочки одевают своих куколок в кусочки яркого шелка и кисеи. Большие мальчики наряжают любимые игрушки в золотые доспехи и императорский пурпур.

Агриппа промолчал.

— Ты молчишь? Разве я не права?

Она ласково коснулась его плеча, но, когда Агриппа хотел обнять ее, выскользнула и уже в дверях крикнула:

— Я пришлю к тебе златокудрую рабыню! Ведь тебе нравятся золотые волосы?

Утром, одетая юношей, Лелия ждала своего супруга у крыльца. Она держала под уздцы двух сытых, гладких лошадок. Агриппа сразу заметил, как хорошо ухожены кони и как тщательно пригнана сбруя.

— Я хочу показать тебе твое имение, мой господин. — Лелия легко взлетела в седло.

— Брось величать меня на каждом шагу! — Агриппа вскочил на коня. — Ты что, моего имени не помнишь?

Лелия не ответила. В душе она радовалась, что Агриппа отослал златоволосую рабыню, даже не прикоснувшись к ней, но не подавала вида, как она довольна.

Они ехали через дубовую рощу. Дул прохладный ветерок, но здесь, меж деревьями, было тепло. Земля дышала уже по-весеннему.

— Хорошо сидишь в седле! — заметил Агриппа. — Любой наездник позавидует! Наверное, из лука тоже стреляешь неплохо?

— Нет! — Лелия повернулась к нему. — Мне отвратительно всякое убийство, хотя бы бедных зайчат и птиц...

— Вот как! Но если ты не убьешь коршуна, он убьет твоих цыплят. Почему же жизнь коршуна дороже жизни цыпленка? А? — Агриппа пристально посмотрел на жену. — Что тебе говорят об этом твои мудрецы?

— Ничего, но у меня есть своя голова, Марк Агриппа!

Агриппа ухмыльнулся:

— На мой вопрос ты не ответила.

— Зачем тебе мой ответ? Я знаю, что, по-твоему, жизнь цыпленка дороже. Из него можно сварить