тем же Меценатом. Среди них был и ветеран Цезаря Сильвий Сильван.
Но глухое озлобление росло. Война с Помпеем вызывала проклятия. К тому же к Сексту бежали рабы. Отрезанный от хлебородных провинций, Рим голодал. Перемирие с Антонием не дало хлеба Вечному Городу. Пиратские лигуры топили галионы, груженные египетской пшеницей. Да и Марк Антоний не очень спешил насытить вечно голодный Рим. Разбои на море прекрасно маскировали его нежелание грабить свои провинции ради Октавиана. Квириты требовали от своего императора или молниеносной победы или мира. Обещаниям Октавиана уже не верили. А имя Помпея напоминало римлянам о днях Славы и Величия патрицианской Республики. Бедняки же хотели видеть в отважном пирате защитника всех обездоленных.
Снова появились на стенах надписи. Горожане не щадили доброго имени триумвира, издевались над его девичьим личиком и скромностью, над клятвами возродить добродетели первых дней Рима...
— Я не понимаю, что им нужно? Ярмо Египта? Меч варвара Бренна? Галльские орды на площадях Рима? — Октавиан судорожно сжал руки. — Какой позор! И за что?! Не пьянствую и не развратничаю. Ради иноземных цариц не разоряю казну, не поступаюсь интересами народа. Нет, я не хорош!
— Ты сам виноват, ты все афишируешь. Не хочу ни осуждать, ни повторять грязные сплетни, но лучший выход — жениться... Избери подругу по сердцу, и все сомнительные слухи прекратятся...
Октавиан, пораженный простотой совета, задумался. Меценат хлопнул в ладоши. Цветущая девушка-рабыня внесла поднос с вином и сладостями.
— Что дороже законной подруги и родного очага? Твоей славе нужен наследник.
— Мой наследник Марцелл, сын сестры. — Октавиан пригубил вино. — Почему ты сам не изберешь до сих пор подруги?
— Я обручен с музами, а они богини ревнивые, — пошутил Меценат. — Однако мои рабыни прекрасны и ежегодно рожают. Никто не бросит мне упрека в безнравственности, но тебе необходимо жениться.
— На ком? Мне ни одна не мила...
— Женятся не только по любви. Браки по рассудку даже счастливей.
Октавиан вздохнул.
— Я уже присмотрел тебе невесту. Тетка жены Помпея. Немного старше тебя, но хорошенькая, прекрасный характер.
— Скрибония? Я ее знаю. — Октавиан покраснел. — Мальчишкой я три дня был влюблен в нее.
— Тем лучше. Этот брак поможет тебе заключить дружбу с Секстом. А с ним ты можешь не бояться ни Антония, ни Египта
— Хорошо бы посоветоваться, — нерешительно начал Октавиан
— Я сам напишу ему. Он не будет возражать, ведь это необходимо.
Октавиан наклонил голову.
— Для блага Рима и Италии.
II
Как дух мятежей, носился Секст Помпей над волнами. Восставшая Иберия присягнула ему на верность. Рабы Сицилии видели в нем своего единственного избавителя. Варвары, населяющие западные острова Средиземного моря, сарды, корсиканцы, балеарцы, обожествляли смелого пирата. Вечно недовольный Восток ждал его сигнала.
Агриппа сперва безуспешно гонялся за 'морскими ласточками' — верткими суденышками Секста Помпея. Потом позорно бежал.
Хитрому пицену удалось проскользнуть в прилив между губительными водоворотами Сциллы и Харибды и спрятать остатки своей эскадры и недоступной бухте.
Триумвиры прислали парламентария к Владыке Морей. Секст колебался. В его план не входил компромисс. Он намеревался сжать кольцом Италию, смирить Октавиана голодом бросить иберов на африканские владения Лепида. Утвердившись на Западе, напасть на Марка Антония и, овладев вселенной, дать миру свой закон. О том, каков должен быть это закон, Секст не задумывался. Политические идеалы наследника Великого были смутны. Он любил говорить о справедливости и в быту был справедлив. Но социальная справедливость рисовалась ему по архаическим заветам прадедов-патрициев
Республиканец по традиции, Секст в то же время мечтал о диадеме. Чем он хуже Октавиана?
Эврос, доверенный Антония, обещал молодому Помпею корону Иберии и диктаторскую власть над островами Запада и Сицилией. Лепид согласен, а с мнением Октавиана его партнеры считаться не намерены. Он едва держится в голодной Италии. Прекратит Антоний подвоз пшеницы из Египта и Тавриды, и Рим вынужден будет сдаться...
— Соглашайся, Секст. — Либонила поднялась. Забившись в уголок, она внимательно следила за беседой. — Соглашайся, я устала...
— Завтра я дам тебе ответ. — Секст отпустил парламентера. — Кариссима, я просил бы не вмешиваться...
— Да? Но если ты искал во мне домоседку, рукодельницу, вечно рожающую рабу, не надо было брать меня в море. Мне тридцать лет, а я еще не знаю жизни. Твои мерзкие морские разбойники, дурно пахнущие варвары, их нелепые жены, портовые девки, подруги твоих легатов... Как это все отвратительно! Будет мир, войдешь четвертым в их союз. Я побываю в Вечном Городе, в римских термах смою корабельную грязь, войду в круг людей, равных мне, услышу латинскую речь...
Секст молчал.
— Любовь моя. — Либонила протянула руки.
Пират обнял ее:
— Разве тебе плохо со мной?
Наутро Эврос увез согласие Секста Помпея. Пират приглашал властителей мира на борт своего корабля.
III
Пурпур и золото, запах роз и моря, смуглые лица пиратов, прислуживающих за столом, а за бортом немолкнущий, монотонный плеск, точно шум раковины.
Октавиан старался не пить, но от зноя и мерного покачивания его разморило. Напрягая слух, ловил не только каждое слово, но каждый шорох. По движению губ угадывал, что замышляет Секст.
Триумвиры пировали за отдельным столом. Их свита и кормчие Секста угощались в отдалении.
— Мы в волшебных владениях нимфы Калипсо, — любезно пошутил Антоний. — Ты угощаешь нас дивными винами Эллады и лицезрением самой прекрасной матроны Рима.
— Красота и услада пируют с нами. — Лепид поднял кубок и, нагнувшись к Сексту, шепнул: — Либонила — первая красавица Рима. Октавиан — самый красивый юноша Италии. Ты не ревнуешь?
Секст равнодушно скользнул глазами.
— Я вижу, ты не из ревнивых. — Лепид усмехнулся. — Зато твой соперник на море сходит с ума от ревности!
Лепид перегнулся через стол и крикнул:
— Октавиан Цезарь, твой друг уже час делает таинственные знаки, а ты так увлечен!
Младший триумвир живо обернулся. По лицу Агриппы догадался, что его друг недоволен, озабочен. Октавиан быстро подошел к нему.
— Нагнись к борту, — шепнул Агриппа. — Видишь? Под водой канаты. Стоит их перерубить, и течение вынесет корабль в открытое море.
