подготовиться к переходу в Германию; Его Величество, не имея лучших войск, чем те, что находились там, собирался их туда отправить; в настоящее время работали над отсылкой приказов, и в самом скором времени они будут получены. Это уведомление исходило из слишком надежного места, чтобы этот Офицер в нем усомнился; итак, слух тотчас же распространился среди войск, он сделался настолько всеобщим четыре часа спустя, что не было никого в этой маленькой армии, кто бы об этом не знал. В то же время несколько мушкетеров, и особенно те, кто в прошлом году были отправлены в Германию, под предлогом перехода в Шалон, громко заявили, что они туда вовсе не пойдут. Они даже осмелились публично жаловаться, якобы их надули, поскольку, под предлогом вояжа в сорок лье, их заставили маршировать без денег, без экипировки и даже без белья в столь отдаленную страну. Ла Ривьер попытался заставить их замолчать, из страха, как бы Король не услышал их, и как бы он этим не возмутился; но так как он не обладал даром заставить себя бояться, и даже в меньшей степени, чем заставить себя любить, поняв, что, несмотря на все им сказанное, они будут продолжать говорить не больше, но и не меньше, он сообщил об этом мне.

Едва я об этом узнал, как отправил к ним одного из моих друзей, кого все они знали, потому как частенько видели его вместе со мной. Я отдал ему приказ сказать им от моего имени, что если они пожелают сделать мне одолжение, они не будут говорить в таком роде; однако, так как я полагал, что исключительно недостаток денег вынудил некоторых из них дойти до принятия такого решения, я дал две тысячи луидоров моему другу, дабы он одолжил их всем тем, кто в них будет нуждаться. Я рассчитывал сдержать их этим; но никто не принял моих денег, либо из надменности, либо небольшая распущенность, как очень, на то похоже, возбудила в них желание вернуться оттуда в Париж. В самом деле, после того, как Маркиз де Рошфор исполнил отданные ему приказы, то есть, употребил весь фураж, что находился вокруг Маастрихта, и как только он получил новый приказ передать Дом Короля в руки Ланкона, Лейтенанта Телохранителей, для препровождения его к Виконту де Тюренну, кто был в стороне Везеля, все эти бунтовщики открыто дезертировали, все равно как если бы от них одних зависело, оставаться или же уходить. Ла Ривьер не посмел воспользоваться своей властью, чтобы принудить их остаться; либо он счел, что с мушкетерами совсем не то, что с другими войсками, какие прекрасно обязывают служить, вопреки всему, кем они там являются, либо он оказался более дрябл, чем должен быть в ситуации, вроде этой.

/Дезертиры./ Итак, их ушло около тридцати человек, и так как им предстояло перейти Арденны, что протянулись почти на тридцать лье от Льежа до Седана там, где они рассчитывали проложить их путь, они выбрали себе в Командиры одного Лейтенанта Кавалерии, кто пожелал удалиться к себе, потому как не ему, а другому отдали освободившуюся Роту в его полку. Я был предупрежден о том, что произошло, и написал ко Двору, дабы был выпущен приказ арестовать их по прибытии в Париж, если, тем не менее, они смогут добраться до цели, учитывая количество лесов, какие им надо было пересечь; все случилось так, как я того и желал.

Это был пример, каким я обязан Роте, дабы держать ее другой раз в исполнении долга. Эти дезертиры были посажены в Фор л'Эвек, но мне недоставало Командира, кто заслуживал чего-нибудь похуже, чем тюрьма, потому как лишь из-за его обещания довести их живыми и здоровыми до Седана они позволили себе дезертировать. Он пошел дорогой напрямик, чтобы добраться к себе. Однако Прево Маршалов д'Этамп, по соседству с чьими владениями был его дом, имел приказ его арестовать, но тот сообщил ему об этом втихомолку, дабы он не попался в западню. Он, конечно же, этим воспользовался. Он явился оттуда в Париж, где проживал инкогнито до тех пор, пока не использовал всех своих друзей для доставления ему мира и покоя. Он нашел одного такого, кто был другом и Маркиза де Лувуа. Итак, этот Министр ему простил под условием, что он вернется на службу; он взял на себя поручение составить Роту Кавалерии, и самое большее через шесть недель та уже прибыла в Лилль. Так как мне было известно его имя, я его тотчас же узнал, и я был тем более поражен, что он оказался способен допустить ошибку, вроде этой, ведь он-то мне казался мудрым человеком и с добрым рассудком.

Дом Короля пошел на соединение с Месье де Тюренном лишь по той причине, что Курфюрст Бранденбурга наступал к Рейну во главе армии в двадцать пять тысяч человек. Он намеревался явиться захватить зимние квартиры на землях союзников Его Величества, и этот Генерал маршировал, дабы тому в этом помешать. Граф Монтекукули, Генерал войск Императора, должен был следовать за тем с подобным же числом, но Венгры натворили его Мэтру забот, когда тот меньше всего об этом помышлял, и он получил контрприказ, когда уже проделал пять или шесть дней марша.

Пока все эти войска вот так находились в движении, Принц д'Оранж осадил Ворден, где командовал Граф де Ла Марк, Полковник Полка Пикардии. Он устроил славную защиту и дал тем самым время Герцогу де Люксембургу прийти к нему на помощь; Принц снял осаду и отступил в добром порядке. В остальном, Испанцы, зная, что Курфюрст Бранденбурга был на марше, а Виконт де Тюренн уводил к Рейну все войска, какие он смог собрать, дабы их ему противопоставить, пустились в кампанию под предлогом сохранения их границы, к какой приближался Принц д'Оранж. У них было не менее пятнадцати тысяч человек, а так как Принц по-прежнему имел двадцать пять тысяч, Маршал д'Юмьер нашел делом своей чести и своего долга испросить у Его Величества позволения направиться в его Наместничество теперь, когда ему угрожали со всех сторон. Поскольку, хотя Испанцы по-прежнему прикидывались, якобы они не хотели войны с Королем, следовало опасаться, что как только они найдут удобный случай, они соединятся с Принцем д'Оранжем.

/Движения войск./ На протяжении всей Кампании Шамийи оставался в стране Льежа вместе со своей армией, то с одной стороны, то с другой, в соответствии с требованиями службы Короля. Итак, когда он заболел к концу Кампании, Герцог де Дюра занял его место и разбил тогда лагерь в окрестностях Тонгерена. Принц д'Оранж в согласии с Испанцами вознамерился зажать его между ними и самим собой, — так, маршируя то с одной стороны, то с другой, он делал вид, будто бы желает напасть на какой-нибудь замок из тех, где Его Величество расставил гарнизоны вокруг Маастрихта, как если бы его единственной задачей было помешать еще более тесному блокированию этого Места. Он даже атаковал один, дабы лучше уверить противника в этом. Но Герцог де Дюра был предупрежден из надежного места, что все это делалось с единственным намерением застать его врасплох; он приблизился к Мезе, дабы положить ее преградой между ними и им самим. Принц д'Оранж в то же время маршировал на соединение с Испанцами, дабы сразиться с ним, прежде чем он перейдет реку. Но, не сумев этого сделать, как бы он того ни желал, он перешел ее вслед за ним и пустился по дороге к Руру, куда, как он узнал, отступил Герцог. Испанцы соединились с ним в трех или четырех лье от Льежа, и, маршируя вместе к этой реке, они выяснили по пути, будто бы все, что мог бы сделать в настоящее время Герцог — это завершить наведение через нее двух мостов. Это заставило их поспешить в надежде нагнать его до того, как вся его армия уйдет за реку. Но с какой бы торопливостью они этого ни делали, они не смогли прибыть туда в то время, в какое намеревались, потому как стояла уже поздняя осень, и дороги были в скверном состоянии; им потребовалось, вопреки их замыслам, остановиться на берегу реки и приняться за наведение мостов, дабы получить возможность его преследовать.

Герцог имел предосторожность разрушить свои, после того, как прошел по ним, и даже сжег несколько судов, что находились в окрестностях, из страха, как бы ими не воспользовались против него. Это послужило причиной того, что враги потеряли много времени, прежде чем добиться цели их намерений. Однако Испанцы, имевшие авангард, перебравшись первыми, дождались, пока Голландцы сделают то же самое, перед тем, как пожелать преследовать Герцога. Это заставляло поверить, что Марсен был подкуплен, и действительно, с этого самого дня он сделался подозрителен, как Принцу д'Оранжу, так и всем из его партии.

/Неудача Принца д'Оранжа./ Принц, вот так упустив возможность удара, сделал вид, будто бы намеревается овладеть Тонгереном, что был насколько можно укреплен в течение Кампании. Монталь, кому Король отдал Наместничество над Шарлеруа, хотя тот и служил всю свою жизнь против него, получил приказ принять надлежащие меры; он бросился туда; но Принц, вместо подготовки к этой осаде, как тот этого и ожидал, внезапно развернулся против того самого Места, где он был Наместником, и осадил его. Двор был здорово изумлен, когда узнал, эту новость, а Монталь, весьма сконфуженный тем, что попался на такую уловку, и так как он, старый вояка, испытывал стыд, что его провел молодой Принц, кому не было еще и двадцати двух лет, решил вернуться в свой Город и скорее дать себя убить, чем изменить своему решению. Он был достаточно счастлив и преуспел в этом, так что положение вещей опять изменилось, а так как уже настало самое суровое время года, а именно, конец Декабря, Принц безо всяких колебаний снял осаду. Правда, особенно принудило его к этому то, что он узнал, будто бы Король покинул Сен-Жермен вместе со всем Двором, дабы явиться дать ему битву; даже