решил начать дело с первым лучом зари. Враги узнали о наших намерениях от их шпионов, и хотя это не совпадало с их расчетом, потому как их пушки еще не прибыли, и они поджидали еще какую-то Пехоту, они не упустили случая состроить добрую мину, как если бы им совершенно нечего было опасаться. Дон Жуан принял командование над их правым крылом, оставив левое крыло Месье Принцу. Месье де Тюренн пролежал всю ночь на дюнах, прикрыв нос плащом. Месье Принц поступил точно так же, и все Офицеры Генералитета, как с той, так и с другой стороны, не нашли себе лучшего приюта и последовали их примеру.

/Быстрая победа./ Между тем, при первом свете дня Месье де Тюренн приказал нам выйти из наших линий и маршировать прямо на врагов. Наступавшие на правом фланге совсем не видели находившихся на левом из-за большого количества дюн между ними. Таким образом, Кастельно, шедший немного скорее нашего правого, вступил в битву, начавшуюся для него довольно удачно. К счастью, я не остался в отряде, что под командой Месье де Праделя защищал траншею; я был в батальоне первой линии, державшемся справа от всей нашей Пехоты. Мы продвигались с довольно большими трудностями, потому как справа мы были зажаты Осушительными каналами, избороздившими все окрестности как впереди, так и сзади нас. Маркиз де Креки, настолько же для умножения наших рядов, насколько и ради пользы, какую мы смогли бы из этого извлечь, приказал тогда перейти эти Осушительные рвы и каналы Полку Бретани; в том роде, что, выйдя из центра, он оказался на флангах. Месье Принц, не знавший о наших неудобствах, и кому это передвижение показалось попыткой захвата позиции, счел, что этот полк поставлен здесь лишь для нападения на него с тыла, когда его крыло и наше столкнутся; он отрядил один из своих батальонов сделать то же самое, что и этот полк, а мы тем временем наступали на него в такой манере, чтобы не обязывать его преодолевать и половины пути. Но он, далеко и не думая об этом, уложил на землю своих отчаянных стрелков, кого обычно выпускали перед Кавалерией, приказав им дать залп только в упор. Они очень плохо справились с исполнением его команды; мы находились еще в сорока шагах друг от друга, а они уже начали стрелять. Они были настолько удручены известием, что эту битву им пришлось предпринять без артиллерии, что уже более чем наполовину были побеждены; итак, когда они разбежались кто куда, сделав залп, и часть Кавалерии затем последовала их примеру, мы пошли на остальных, как на верную победу.

Месье Принц прекрасно видел по столь злосчастному началу, что все для него пропало, по крайней мере, если он не найдет средства восстановить положение собственной твердостью. Он не знал еще, что крыло Дон Жуана было разбито; итак, сам встав во главе одного эскадрона, он сказал Бутвилю, Колиньи и некоторым другим высокородным персонам, следовавшим за его фортуной, сделать то же самое с их стороны, дабы их примером вновь вселить отвагу в тех, кто ее утратил. Но его войска находились уже в таком разброде, на такую малость они были еще способны, что всего лишь один эскадрон смог последовать за ним. Этого было слишком мало, чтобы осмелиться атаковать целую армию; но та легкость, с какой мы начали побеждать, стала причиной того, что сами нападавшие маршировали теперь без всякого порядка; они их атаковали столь стремительно, что эти два эскадрона обратили в бегство более восьми. Наш батальон, шагавший в лучшем порядке, чем двигалась наша Кавалерия, увидев ту ярость, с какой Принц ее преследовал, тут же резко остановился, чтобы стрелять по врагам более уверенно, когда они к нам приблизятся. И в самом деле, мы совсем недурно в этом преуспели, поскольку мы так здорово расчистили их ряды, что уложили более половины их людей нашим залпом. Из-под самого Принца выбили его коня; в том роде, что он в тот же миг сделался бы пленником, если бы какой-то Кавалер не отдал ему своего ради его спасения. Бутвиль, Колиньи и некоторые другие высокородные персоны его партии отделались не так дешево, как он; по большей части они были взяты и ранены; Виконт де Тюренн приказал преследовать остальных вплоть до канала Фюрна. Из-за поспешности, с какой они спасались, большая их часть там же и утонула. Те, кто не так сильно торопились, спасли свою жизнь ценой собственной свободы; тогда как Дон Жуан не оказался в столь затруднительном положении, потому как вовремя принял кое-какие меры. В самом деле, увидев, как первые его эскадроны были сломлены, и как морская армия Англичан палила из пушек по его тылу, он удалился в Ньюпорт. Эта баталия была не из тех, что длятся с утра до вечера и даже возобновляются еще и на следующий день; такие некогда давал сам Месье Принц. Четырех часов оказалось достаточно для начала и завершения этого великого дня, в том роде, что мы все вернулись в лагерь к полудню, за исключением тех, кого отправили в погоню за беглецами.

/Маршальский жезл посмертно./ Виконт де Тюренн, дабы извлечь выгоду, на какую он должен был надеяться, одержав такую победу, в тот же день призвал к сдаче Коменданта, кто не мог пребывать в неведении по поводу произошедшего, поскольку ничто не случалось там без его участия; но он передал в ответ, что если Дон Жуан исполнил свой долг, пожелав ему помочь, он показал ему тем самым, как он обязан исполнить свой, обороняясь до последней крайности. Это был ответ бравого человека, кого не так-то просто встревожить; но еще более прекрасный ответ дал Локард накануне сражения. Виконт де Тюренн послал ему сказать, что он решил дать баталию, а если тот соизволит явиться к нему, он изложит ему свои резоны; тот же передал ему в ответ, что полностью полагается на него, и ему вполне достаточно будет узнать эти резоны по возвращении из боя. Итак, Комендант, отправив такой ответ, сделал все возможное для надежной защиты; Кастельно, кто на протяжении долгого времени претендовал на жезл Маршала Франции, и кто, разумеется, его заслужил, больше не покидал траншей, дабы принять такое же участие в успехе осады, какое он принял в триумфе битвы. Но через пять дней после ее завершения, пожелав посмотреть на работы, совершавшиеся по приказу Коменданта для отсрочки взятия его города, он получил мушкетный выстрел в живот. Он тотчас же распорядился переправить себя в Кале, где находился Двор, потому как от него не скрыли, что его рана была смертельна; он захотел увидеть, удастся ли ему добиться, умирая, того, в чем ему было отказано при жизни. Король оказал ему честь, явившись к нему с визитом, а так как и Кардинал пришел туда вместе с ним, этот бедный раненый молил Его Величество посвятить его в это достоинство, и тем самым утешить его семейство, ведь оно все потеряет с его смертью. Король, кто ничего не желал делать без Кардинала, потому как совсем юный, каким он тогда и был, он уже становился столь благоразумным, что не верил, будто в его возрасте должен был бы что-либо решать без мнения своего Министра, так ничего ему и не ответив, позволил Кардиналу взять слово. Его Преосвященство, дабы не быть обязанным предоставлять то же самое множеству других, а они бы не преминули его об этом попросить, если бы увидели, с какой легкостью он удостоил этой чести его, по- прежнему отказал ему в этом с упрямством. Итак, продолжая ему упорно отказывать, он ему сказал в ответ хорошенько поостеречься и не требовать чего бы то ни было в том состоянии, в каком тот пребывал; он серьезно боялся, как бы тот не поддался духу гордыни в этой просьбе, и как бы ему не пришлось отдавать в нем отчет перед Господом; забота о его душе должна ему быть более дорога, чем попечение о его семействе, и вот почему он молит его хорошенько над этим подумать. Кастельно ему заметил, что он весьма признателен ему за столь сильную заинтересованность в делах его спасения; однако он не верил, якобы одно было бы несовместимо с другим; в том смысле, если ему действительно угодно, чтобы он умер довольным, он умолял бы его не отвращать Короля от предоставления той чести, какую, по его глубокой вере, он завоевал на его службе. Этот министр ему ответил, что Его Величество поразмыслит над тем, чем он ему обязан. Вот так в нескольких словах он ему высказал, что ему не на что надеяться для себя, поскольку именно таким языком он обычно выражался, когда что-то ему не нравилось; потому этот бедный умирающий, сочтя, что от него отделались, поискал вокруг себя друзей, у кого было бы больше влияния на сознание Кардинала, чем все его заслуги, оказанные Государству. Он нашел множество людей, кому он раздавал такое наименование перед тем, как их испытать, и кто никак его не оправдал. В самом деле, так как они видели его на пороге смерти, они не желали взваливать на себя этот труд ради любви к нему, Месье ле Телье выказал себя более полезным; он пообещал ему переговорить с Его Преосвященством и взялся за это столь умело, что добился того, чего пожелал. Он сказал Министру, настраивая его не отказывать в этой милости, что он забеспокоился совершенно понапрасну, никто не сможет воспользоваться подобным примером, поскольку возможно сделать для умирающего человека то, что ни за какие посулы не сделаешь для того, кому еще осталось, уж и не знаю, сколько времени жить. Кардинал, опасавшийся возводить некоторых особ в высочайшие звания лишь по той простой причине, что едва они их удостаивались, как начинали выпрашивать себе или Наместничества над провинцией, или других подобных вещей, каковые он счастлив бы был сохранить либо для своих родственников, либо для своих же Ставленников, никак не мог бояться Кастельно с этой стороны, поскольку и жить-то ему осталось каких-нибудь два дня, позволил себя убедить в конце концов. Итак, Кастельно был сделан Маршалом Франции за двадцать четыре часа до