/Измена Маршала д'Окенкура./ Все эти счастливые успехи были омрачены изменой Маршала д'Окенкура, удалившегося к Принцу де Конде, и мятежом гарнизона Эдена, сдавшего это место тому же Принцу. Уже на протяжении некоторого времени Маршал сделался подозрителен Кардиналу, в том роде, что Его Преосвященство не имел никакого покоя, пока не вытянул из его рук Наместничества над Перонной и Амом, каких тот был удостоен во времена, когда по его заслугам полагалось какое-то вознаграждение. Да и это обошлось немного дороговато Министру, прежде чем он уломал того дать свое согласие. Ему пришлось выложить две сотни тысяч экю для получения его отставки; еще и подал-то тот в отставку лишь при условии сохранения за его старшим сыном Наместничества над Перонной. Это весьма обескуражило Кардинала, боявшегося, как бы сын не пошел в отца, и таким образом все эти деньги были бы для него просто потеряны. Но Месье де Тюренн, уверенный в том, что достаточно знает его и может отвечать за его преданность, предложил себя в его поручители; дело завершилось в конце концов без каких бы то ни было дурных последствий; и в самом деле, Окенкур-сын далеко не был способен сделать что-либо в ущерб своему долгу, когда же отец принялся искушать его, удалившись к Месье Принцу, он приказал палить по нему из пушек, потому как увидел, что тот чересчур близко подбирался к его месту. Он боялся, как бы у того не осталось кое-каких связей в городе, и как бы те, с кем он мог бы их иметь, не пришли в настроение возбудить там какой-нибудь бунт, увидев, как он забавляется попечением своего отца. Кардинал утешился тем, что предательство отца уравновесилось преданностью сына; и, стараясь вынудить Эден вернуться к повиновению, он не забывал рассыпать там ни обещаний, ни угроз.

Причиной мятежа в этом городе послужило то, что Король отказал в Наместничестве над ним некоему ла Ривьеру, кто был там Лейтенантом Короля. Он испросил его после смерти Месье де Бельбрюна, кто прежде занимал эту должность — но либо этот ла Ривьер был бедным человеком, и Кардинал счел его недостойным по этой причине, либо, что более правдоподобно, Его Преосвященство вознамерился вытянуть деньги из Маркиза де Пальуазо, зятя покойного, кто также добивался этого Наместничества; ла Ривьер удалился настолько недовольным, насколько только возможно себе это вообразить. У него был близкий родственник, некий Фарг, кто был Майором того же города и претендовал, если тот станет Наместником, получить для себя Лейтенантство Короля. Итак, отказ по этому поводу ла Ривьеру задел его столь ощутимо, что он посоветовал тому заставить отдать себе силой то, в чем его не пожелали удовлетворить по доброй воле.

Это было великое предприятие для человека вроде ла Ривьера, кто был еще более жалок, чем все то, что я сумел бы о нем наговорить; но Фарг, настолько же обладавший сообразительностью, насколько она отсутствовала у другого, заметил ему, что, посоветовав тому пойти на такой шаг, он отнюдь не имел в виду, будто бы тот сделается тираном этого места, нет, тот просто будет править там как бы от имени кого- нибудь, кто был бы способен оградить его от нападок Двора; он заручился его согласием направить кого- либо к Месье Принцу с таким предложением, что если ему будет угодно поручить ему Управление над городом, тот не признает отныне никакого другого мэтра, кроме него. Месье Принц поостерегся отказать в его просьбе; дело было слишком выгодным для него, и он подписался бы еще и не под такими условиями, какие были ему предложены; итак, договор между ними был заключен, он содержался в секрете до тех пор, пока Кардинал, не сумев поладить с Маркизом де Пальуазо, не распорядился этим наместничеством в пользу Герцога де Креки. Между тем, когда этот Герцог пожелал вступить в свои права, ворота города захлопнули прямо перед его носом.

/Мятеж Эдена./ Это дело произвело страшный шум при дворе, точно так же, как и по всей Франции. Кардинал, кто был ничуть не менее ловок, чем другой, после того, как сделал все возможное для возвращения этого места к повиновению, увидев, что ему так и не удалось добиться цели, воспользовался этим случаем, дабы перехитрить врагов. Договор, заключенный нами с Кромвелем, привел их в устрашающее беспокойство по поводу Дюнкерка, а также и других морских городов, какими они обладали на этом побережье. Это их обязывало неусыпно их сторожить и покинуть все другие углы ради этого. Взятие Бурбура и Мардика показалось им даже неоспоримым предвестием ближайшей атаки на это место. Дабы увести их от той мысли, будто бы о чем-либо другом помышляли в настоящее время, при Дворе только и разговоров было, как покарать Фарга и его родственника в такой манере, какой они оба с избытком заслужили. На место действия был даже специально направлен некий человек для снятия плана этого города Эдена, как если бы лишь от этого зависело то обстоятельство, что город не был пока еще атакован; но либо об этом втихомолку сообщили Фаргу, дабы раздуть дело еще больше, или же это произошло случайно, человек был схвачен, когда он занимался тем, что ему приказали сделать. Фарг, знавший, что он должен был заставить себя бояться, особенно поначалу, по меньшей мере, если он не хотел превратиться вскоре во всеобщее посмешище, обошелся с ним безо всякой пощады и велел его повесить, как шпиона.

Этот несчастный, без всякой задней мысли оказавшийся вот так жертвой политики Кардинала, признался перед смертью, что это именно Министр послал его снять план города. Его Преосвященство пришел от этого в восторг, потому что такое признание играло на руку его замыслам. Итак, дабы еще увеличить подозрение врагов, что именно отсюда он откроет Кампанию, едва наступил май-месяц, как он подле этой стороны назначил место сбора всем войскам Его Величества. Шесть тысяч Англичан, проделавшие последнюю Кампанию в нашей армии, должны были провести в ней еще и эту. Они были полностью укомплектованы, несмотря на большую смертность в их рядах; рекруты заменили павших, и эти войска были даже более хороши в настоящий момент, чем были по прибытии, потому как Локард, один из зятьев Кромвеля, должен был командовать ими вместо Рейнолдса. Однако начавший распространяться слух, якобы их собирались вести против Эдена, а вовсе не на Дюнкерк, настолько усилился среди них, что проходил уже за решенное дело в сознании большинства. Он не понравился ни Локарду, ни его солдатам, но так как, если бы он пожаловался раньше времени, его обвинили бы в излишнем легковерии; он отложил свое окончательное суждение до тех пор, когда убедится на опыте, что ему следовало обо всем этом думать.

Виконт де Тюренн должен был еще и в этом году командовать нашей армией, и проведя ее прямо к Эдену, дабы, как обычно говорится, одним камнем нанести два удара, то есть ввести в заблуждение врагов и постараться в то же время нагнать страха на Фарга, он тем самым возбудил среди Англичан такой шум, что все было поверили, будто они совсем готовы порвать с нами. По крайней мере, Локард говорил об этом вслух, угрожая скорее возвратиться в Англию, чем терпеть дальнейшее пренебрежение интересами его Нации. Кардинал, получавший удовольствие от такого сорта положений, потому как он всегда наилучшим образом торжествовал в мошенничествах, далеко не раскрывая ему своего секрета, пожелал даже внушить ему, что время, употребленное на эту осаду, не нанесет никакого ущерба его делам. Он сослался на тот резон, что со стороны моря не было еще заготовлено никакого фуража, что не показалось достаточно добрым предзнаменованием Англичанину, чтобы привести его в хорошее настроение. Потому он начал богохульствовать и браниться, как если бы эти кощунства и ругательства должны были бы помочь ему выиграть дело. Кардинал оставил его за этим занятием, поскольку он прекрасно знал, что все это продлится недолго. И в самом деле, он предложил столько денег Фаргу за передачу этого места в его руки, что тот был бы сумасшедшим, если бы отказался. Итак, он поостерегся это делать, в том роде, что после измены Королю