теперь предстало передо мной наяву: из кустов выскочило десятка полтора мужчин, с обнаженными саблями. Лица их были закрыты тряпками. На вопли женщин из дома в сад бросились слуги, кто с пустыми руками, кто с палкой. Но разбойников было много, а слуг мало, к тому же некоторые из них сразу струсили и пустились наутек. Лишь кучка храбрецов прибежала на террасу и, заслонив собой женщин, всем своим видом являла готовность сражаться не на живот, а на смерть. Ни одна женщина не смогла сохранить присутствия духа – все лежали без чувств; только я, наделенная бог весть каким каменным сердцем, сидела на прежнем месте. Но и у меня от страха душа чуть не покинула тело. О боже! Что довелось мне увидеть!

Те люди бегам, что захватили оружие, хотели было броситься на разбойников, но старый стражник Сарфираз остановил их.

– Стойте! – приказал он. – Не надо спешить! Дайте я сперва узнаю, чего они хотят. Эй вы! – крикнул он разбойникам. – Зачем пожаловали?

– Сейчас узнаешь зачем! – ответил один из них.

– Так чего же вам надо? Жизнь или деньги?

– Ваши жизни нам ни к чему. Разве ты нам кровный враг? – крикнул другой разбойник. – Но попробуй только нам помешать, тогда увидишь!

– Значит, вы хотите обесчестить наших женщин? – суровым голосом спросил Сарфираз. – Если так, то…

Кто-то из разбойников громко перебил его:

– Нет, сахиб! Ваши женщины нам ненадобны. Что нам, своих жен мало, что ли? Женщин мы и пальцем не тронем!

Голос этого человека показался мне знакомым. Сарфираз сразу повеселел.

– Это я и хотел знать, – сказал он. – Ладно, братцы. Мы сразу отдадим вам ключи от комнат, только созовем сюда женщин, что остались в доме. Наша госпожа здесь. Ступайте в дом и забирайте, что вам понравится. Ну, а те драгоценности, что на женщинах, – так их снимут и отдадут вам. Наш господин от этого не обеднеет. У него, божьей милостью, сотни тысяч рупий в банке, а о доходах с поместий и говорить нечего.

– Хорошо придумал, да не вышло б обмана, – усомнился один разбойник.

– Сын воина не обманет, не беспокойтесь, – сказал Сарфираз.

Разбойник, голос которого показался мне знакомым, подошел ближе:

– Значит, ты даешь слово мужчины? Ладно! Где ключи?

Не успел он это произнести, как глаза наши встретились. Это был Фазл Али. Я попыталась что-то сказать, но была по-прежнему скована страхом, и дар слова еще не вернулся ко мне. Тут Фазл Али сам воскликнул:

– Невестка! Ты как здесь очутилась?

– С тех пор как твоего брата схватили, я живу здесь, – ответила я.

– Здесь? При ком?

– Вернее, сама я живу в городе, но тут у бегам служит моя сестра, – придумала я объяснение. – Я пришла с ней повидаться.

– Где она?

– Здесь. Видишь, какой вы переполох подняли, ну она и лишилась чувств. Она не такая, как я, бедняжка, – носит парду.[84] Овдовела еще в ранней юности и с той поры служит у богатых.

Фазл Али повернулся к своим людям:

– Грех мне взять отсюда хоть одну пайсу, – сказал он. – В этом деле я вам не пособник.

– Что же это такое? – закричал один разбойник. – Зачем тогда мы пришли сюда?

– Зачем – вы знаете, – ответил Фазл Али. – Но теперь сами посудите: как могу я обобрать подружку моего брата Файзу и ее сестрицу? Как позволю себе посягнуть на добро того господина, что их привечает? А если Файзу об этом узнает в тюрьме? Что он скажет?

Тут между разбойниками разгорелись жаркие споры. Очевидно, все они признавали власть Фазла Али, – никто не решался открыто выступить против него. Однако уходить с пустыми руками им очень не хотелось.

– С голоду помираем! – шумели разбойники. – Подвернулся хороший случай, да и то атаман его упускает. Когда ж наконец мы поедим досыта?

Фазл Али отделился от своей шайки. Вместе с ним отошел какой-то смуглый человек. Он сказал:

– Хан-сахиб! Я тоже с тобой.

Внимательно вглядевшись в него, я узнала конюха Файза Али. Я подозвала его к себе и принялась расспрашивать. Потом тихонько сунула ему в руку золотой и те рупии, что получила от бегам.

Между тем Фазл Али обратился к Сарфиразу:

– Знай, брат, я на твоей стороне, но вот они…

– Их я сейчас уговорю, – подхватил Сарфираз. – Только уходите отсюда! Видите – женщины перепугались, госпожа в обмороке. Дайте ей прийти в себя. Мы сделаем так, что все будут довольны.

Разбойники отошли. Бегам все еще не пришла в сознание, челюсти ее были сведены судорогой. Я принесла пригоршню воды из пруда и брызнула ей в лицо. С большим трудом удалось мне привести ее в чувство.

– Возьмите себя в руки и сядьте, – сказала я. – Божьей милостью беда миновала! Успокойтесь!

Потом мне таким же путем удалось привести в чувство других женщин. Все сели на свои места. Когда женщины немного успокоились, я рассказала, как было дело. Бегам-сахиб очень обрадовалась и послала за Сарфиразом.

– Дайте им что-нибудь, госпожа, – сказал он. – Без этого не обойтись. Не будь здесь Умрао-джан, мы бы так дешево не отделались.

– Полно! Что я такого сделала? Все вышло случайно, – возразила я, и с тем большей горячностью, что с уст Сарфираза сорвались слова, каких здесь произносить не следовало. Открывать, что я знакома с разбойниками, мне никак не хотелось.

Короче говоря, бегам потребовала свою шкатулку, достала пятьсот рупий наличными и на такую же сумму золотых и серебряных украшений и велела отдать все это разбойникам. Они ушли, и все постепенно успокоились. Но я никогда не забуду последних слов бегам:

– Ну вот, Умрао-джан! Теперь увидела, как хорошо жить в саду?

– Госпожа, вы были правы, – должна была я признать.

Было уже три часа ночи. Все поднялись и пошли в дом. Встала и я. Мне постлали постель на веранде, но как могла я заснуть? Проворочалась до утра. Под утро все окончательно угомонились, я тоже сомкнула глаза. Однако выспаться не удалось – приехал мой слуга и попросил меня разбудить. Протирая глаза, я вышла к нему.

– У вас все благополучно? – спросил он. – Мы вас прождали всю ночь.

– Я не могла приехать. Ведь я отпустила своего возницу.

– Так поезжайте сейчас. К вам приехали из Лакхнау.

Я стала соображать, кто бы это мог быть. Не иначе как бува Хусейни и Гаухар Мирза. Но как они узнали, где я?

– Хорошо, – сказала я. – Сейчас поеду. Повозка здесь?

– Здесь, – ответил слуга.

Когда я уже уезжала, проснулось еще несколько женщин. Они стали меня удерживать.

– Попрощаетесь с бегам-сахиб, тогда поедете, – говорили они.

– Нет, – отказалась я. – У меня есть дело. Бегам-сахиб поднимется, вероятно, еще не скоро. Лучше я снова приеду когда-нибудь в другой раз.

Вернулась домой, гляжу – у меня сидят бува Хусейни и миян Гаухар Мирза. Бува Хусейни бросилась мне на шею и расплакалась. Я тоже прослезилась.

– Боже мой, дочка! – причитала она. – Какое у тебя жестокое сердце! Неужели ты никого из нас не любишь?