зачем и почему братья отправились в столицу…

На другой день после полудня прошли устье Десны Напротив него на высоком правом берегу возносились стены и башни великокняжеского замка Вышгорода. Свежий ветер трепал разноцветные флажки на пиках, торчавших над укреплениями. Встречные суда начали попадаться чаще, и чем ниже по течению, тем их становилось больше. Чувствовалась близость Киева.

Днепр сделался заметно полноводнее, меньше петлял, на длинных плесах открывались дальние горы с поблескивающими на них золотыми искорками.

— Кресты церквей, — определил викинг. — Наверное, Кенугард.

— К вечеру будем, — сказал Ильин.

Однако то, что казалось совсем близко, отстояло на деле гораздо дальше — хрустальный воздух изменял перспективу. К покрытым лесом киевским кручам подошли в глубоких сумерках. Только высоко вверху, на горах, где находился город, еще тлели золотые кресты.

Переночевав в нескольких верстах ниже столицы на левобережной луговине, с первым светом отправились дальше. И весь день шли на юг, пользуясь попутным ветром.

Ладья шла по стержню Днепра, сильно накренившись — прямоугольный парус гудел и хлопал под боковым ветром. По широкому водному пространству бежали белые строчки волн.

Когда прошли почти до конца длинного плеса, Ильин заметил, что из-за поворота следом за ними вынырнуло большое судно — венчавшая нос оскаленная пасть дракона удивительно напоминала скандинавские изображения, но блеклый парус и отсутствие щитов по бортам заставляли усомниться в варяжском происхождении посудины.

Торир обеспокоенно поглядывал за корму, прикидывая расстояние между собственной ладьей и шедшей сзади, а оно все время сокращалось. Наконец, он решительно заявил, что судно явно норманнского типа.

— Узнаю сокола по полету… Сдается мне, что лучше полежать на сене, чем вертеть головой на виду у людей, которые могут оказаться земляками.

— Подремли, Торир, — сказал Овцын. — На этой ладье, как я погляжу, больше голов, чем у нас зубов.

Когда поравнялись, Ильин вскинул руку в знак приветствия. Наполнявшие судно люди в простонародной одежде, вооруженные короткими мечами, тоже замахали в ответ. Бычья Шея не вытерпел и приподнял голову. В просвет между парусом и бортом соседняя ладья была хорошо видна, а самого косматого викинга вряд ли могли заметить.

Выражение озабоченности появилось на лице Торира.

— Я совсем уже не узнаю людей, если это не Эймунд, сын Ринга.

— Ты же говорил, что он херсир, — заметил Овцын. — А здесь какие-то торгаши.

Викинг сказал, что мог бы обознаться в чем-то другом, но амулет вождя дружины он не спутает. Сушеный детородный орган жеребца на шее носит только Эймунд.

Анна взглянула на крепкого малого в купеческом плаще, сидевшего у рулевого весла, и залилась краской. На лице Овцына появилась игривая улыбочка.

— Ну, Эймунд так Эймунд. Нам-то что за дело. — Ильин поспешил разрядить неловкую паузу.

— Не подумав говоришь, — ответил Бычья Шея. — Это люди Ярислейфа. Почему не в доспехах плывут, почему купцами оделись?..

— М-да, — посерьезнел Ильин. — Что-то тут не так.

— На этой ладье, наверное, не меньше трех дюжин воинов. Какого дьявола им нужно в этих местах? Если идут в Константинополь, зачем этот маскарад?

— Дело нечисто, — сказал Торир. — Много бы я дал, чтобы узнать, что у них на уме.

Мощные бревенчатые стены и башни Переяславля нависли над быстрыми водами двух рек, образовавших стрелку. На угловой башне виднелась одинокая фигура ратника. Размеренные удары била, разносившиеся окрест, оповещали, что пора идти на вечерню.

— Куда править? — спросил Овцын, сидевший у руля.

Ильин прикинул, какой из потоков шире. Обе реки казались одинаково полноводными. К тому же ветер явно начинал меняться на южный, и Виктор сказал:

— Влево.

Потом, когда, пройдя город, они увидели среди песчаных дюн низменного берега стан рыбаков, узнали имя реки: Альта.

Что-то неясное шевельнулось в памяти Ильина, но сколько он ни пытался, не смог вспомнить, в какой связи встречал в исторических сочинениях это название.

Вечером, когда начали приглядывать на берегу место для ночлега, Торир, отличавшийся остротой зрения, воскликнул:

— Если голова дракона, торчащая над кустами выше устья вон того ручья, не принадлежит Эймундовой ладье, значит, у меня нелады с памятью. Надо бы выяснить, зачем они так запрятались…

— Тебе мало, что за тобой гнались в Новгороде? — начала Анна.

— Однообразная жизнь не по мне, — заявил Торир. — Пойдешь со мной, Огненная Рука?..

Через несколько минут заметили, что от того же берега, к которому пристали варяги, отходит старица. Ильин направил ладью в просвет между ивовыми кустами, нависавшими над водой. Торир сноровисто спустил парус.

Когда расположились на ночлег в дальнем конце заросшего рукава реки, Бычья Шея даже не стал ждать, пока сварится уха. Схватив краюху хлеба, он опоясался мечом и махнул Овцыну. Василий последовал его примеру.

Ильину очень хотелось отправиться вместе с ними, оставаться наедине с Анной для него было сущим мучением. Но поскольку в неожиданно возникших обстоятельствах главенство незаметно перешло к Ториру, Виктор не стал пытаться изменить ситуацию. Да и княжне не желал демонстрировать эту свою боязнь тет- а-тет.

Едва побратимы скрылись в зарослях, уха закипела. Это на минуту дало Анне и Виктору тему для разговора, но потом наступило великое молчание, нарушить которое становилось все труднее для обоих.

Налив в деревянные миски готовую похлебку, Ильин поставил их на землю, опустился на сено, заблаговременно принесенное из ладьи. Отхлебнув пол-ложки, сказал, как бы приглашая к непринужденности:

— Вкусно.

Анна подошла, села рядом.

— Так и будем бычиться? — спросил Ильин.

— Я не бычусь… Слово-то какое…

— Ань, давай скажем всю правду. И Ториру, и Василию. Тогда…

— Нет, — чуть не вскрикнула она. — То, что было, — этого на самом деле не было. Все осталось в другом времени…

— Ты что, собираешься поселиться в этом веке?

— Торир думает пробираться в Миклагард…

— Ты уже и словечки его перенимать стала.

— Я поеду с ним.

— А папа?

— Можно подумать, ты нашел дверь в будущее.

— Найду, — упрямо сказал Виктор.

— Будешь возиться со своими русалками и упырями до второго пришествия, — хмыкнула княжна.

Ильин отставил миску, схватил Анну за плечи.

— Ты моя! Понимаешь: моя! Если ты не перестанешь… я не выдержу… Я вас зарежу обоих…

— О, ты заговорил как стопроцентный варвар. Какие же у тебя после этого претензии к Ториру?.. И вообще, ты сам говорил, что ни из чего не надо делать культа. Вот и не делай.

Виктор проклинал себя за то, что методично разрушал идеалистический настрой Анны. Теперь он присутствовал при появлении первых всходов ее нового мироотношения. А может быть, он просто убедил