не своей смертью.
Сейчас она посмотрела на О'Брайена и спросила:
— Вы думаете, Карбури мертв?
— Конечно.
— Это означает начало чего-то опасного?
— Думаю, да. В воздухе пахнет грозой, мы это чувствуем. Если говорить прямо, то мы располагаем весьма достоверной информацией о том, что в планах русских уничтожение нас к осени.
— Уничтожения кого?
— Нас. Америки. И, кажется, они даже разработали способ уничтожения, который их самих совсем не затронет или затронет в минимальной степени. Это, несомненно, связано с каким-то технологическим прорывом с их стороны. С таким прорывом, который оставляет нас практически беззащитными. Ясно было, что одна из сторон в скором времени совершит скачок через несколько поколений в технологии. До сих пор мы шли с ними почти голова в голову, лишь изредка чуть вырываясь вперед. Теперь же они как-то сумели овладеть современным пространством таким образом, что за несколько месяцев окажутся в следующем столетии. Такое уже случалось в истории: железный пароход «Монитор» расшвырял деревянные корабли конфедератов. Две наши атомные бомбы уничтожили два больших города за доли секунды…
Кэтрин хотела задать мучившие ее вопросы, но слова как будто застряли у нее в горле.
— Мы знаем, что в своих планах они рассчитывают главным образом на человека или людей, которые откроют им ночью ворота. Или на сержанта охраны. Одним словом, на того, у кого в руках ключи.
— На кого-то типа «Талбота»… — задумчиво произнесла Кэтрин. — Мы были так близко к разгадке… Этот дневник, эти бумаги… Что вы имеете в виду? — спросила она, заметив, что О'Брайен сделал жест, как бы отмахиваясь от ее слов.
— Дневник подготовил я. Твой отец не писал его. Прости. Этот чертов дневник был просто приманкой. Я рассчитывал на то, что, если зверь затаился поблизости, он обязательно выйдет на нее и обнаружит себя. И он это сделал. К сожалению всех тех, кто держал приманку в руках, Рандольф Карбури тоже погиб. Но теперь у нас есть след. След волка, оставленный им в мокрой траве.
Кэтрин поставила свой бокал на подоконник.
— Что же было в том дневнике?
— Я поручил одному нашему специалисту сделать разными чернилами записи, якобы относящиеся к разным годам. Сам дневник был приобретен в Лондоне в одной из антикварных лавок. Слуга, нашедший его в одной из кладовок дома Элинор Уингэйт, был моим человеком. Леди Уингэйт искренне поверила в подлинность записей. В подлинность дневника поверили почти все, кто его видел.
— Но… Кого же вы назвали? Вы назвали настоящее имя «Талбота»?
О'Брайен потер подбородок:
— Как же я назову его? Ведь если бы я знал его имя, то давно бы уже уничтожил предателя. В записях содержатся лишь некоторые намеки. Но если «Талбот» читает сейчас дневник, то чувствует себя очень неуютно. Он догадается, что существуют фотокопии документа, и он наверняка проявит себя в погоне за ними.
У Кэтрин вдруг вырвалось:
— Элинор Уингэйт в опасности!
На лицо О'Брайена легла тень.
— Она мертва. Бромптон-Холл сожжен.
Кэтрин пронзила О'Брайена взглядом:
— Вы знали, что так случится…
— Я отправил одного друга присмотреть за ней и ее племянником. Что же касается Карбури… Он знал, что документ поддельный. Но он все сделал правильно. Он как бы случайно оказался в Бромптон- Холле именно в тот день, когда был обнаружен дневник, и именно он порекомендовал леди Уингэйт написать тебе письмо. Он прекрасно осознавал опасность мероприятия по доставке дневника в Америку. Однако, судя по всему, до конца противостоять этой опасности не сумел.
— Я попыталась прикрыть его.
— Да. Но либо он, либо Элинор сказали кому-то о дневнике. Поэтому полковник мертв.
— Я говорила об этом Питеру.
— Я знаю.
Кэтрин надолго замолчала, затем произнесла:
— Питер мог доложить о дневнике по своим каналам.
— Возможно. И даже очень вероятно, что он так и сделал. Это полезно для выманивания зверя из норы.
— Но погибли люди…
— Что ж, это придает всему мероприятию дополнительную правдоподобность. — О'Брайен посмотрел на Кэтрин. — Я всегда говорил тебе, что наше дело сопряжено с опасностью. Думаю, в ближайшее время эта опасность возрастет. Тебе бы нужно носить с собой пистолет.
Кэтрин кивнула. Она догадывалась, что внутри этой организации, вроде бы занятой любительским шпионажем, оставалось место для насильственных действий. Мандат на них эти ветераны получили еще в УСС, а прошедшие сорок лет не разубедили их в праве силовых методов на существование.
— Я беспокоюсь за Энн, — сказала она О'Брайену.
— Ты беспокойся о себе. Энн лучше тебя представляет реальную опасность, которая ее подстерегает.
— И за Ника. — Она вдруг подумала о нем с таким же замиранием сердца, с каким думают о ребенке, играющем на дороге среди машин.
— Нику опасность угрожает с нескольких сторон. Я нанял для него частных охранников.
Кэтрин посмотрела на О'Брайена. С самого начала их совместной работы у нее было какое-то полудетское ощущение, что он переиграет любого. Но тогда… Тогда выходит, что именно О'Брайен и мог быть самым страшным «Талботом», какого только она в состоянии была себе вообразить.
22
Абрамс и Торп вошли в «Полковничью гостиную». С необычной для него любезностью, Питер принес от бара коньяк для Тони и с улыбкой поднял свой бокал:
— За правду.
Абрамс пить не стал.
Патрик О'Брайен и Кэтрин подошли к мужчинам.
— Нашли что-нибудь в клубе? — спросил О'Брайен.
— Карбури, без сомнения, переоделся для ужина. Мы спросили кое-кого, но никто не видел, как он покидал клуб. Я заставил управляющего проверить сейф. Там ничего не было. Ничего примечательного не нашли мы и в номере.
О'Брайен повернулся к Абрамсу:
— Вы связались со своими друзьями в полиции?
— Да. Я сказал им, что речь может идти о деле государственной важности. Они свяжутся с ФБР. Но им нужна дополнительная информация.
О'Брайен кивнул:
— Сообщите им все, что им потребуется. Но фирму в это дело не впутывайте.
Подошел Николас Уэст, и впятером они поговорили еще несколько минут, затем О'Брайен сделал знак Джеймсу Аллертону, и тот, покинув поздравлявших его знакомых, направился к ним. Он наклонился и поцеловал Кэтрин.
— Ты, как всегда, очаровательна. — Аллертон обернулся к Торпу: — Ты не ревнуешь, Питер?
— Не больше, чем обычно, Джеймс.