вспомнил свою вторую дочь, Энн. Вспомнил их письма друг другу. Ему пришлось оставить все свои вещи в Бромптон-Холле, когда он уезжал в Берлин. Ему пришлось покинуть и Элинор. Их прощание было страстным. Тогда он сказал ей:

— Увидимся недели через две. К тому времени война уже закончится, и мы откроем заветную бутылку «Моэт» тридцать седьмого года.

Он привел в порядок свои бумаги, но так, как это делают люди, отправляющиеся на рискованное задание. Он не хотел, чтобы хоть кто-нибудь мог заподозрить, будто он знает, что не вернется. С легкой улыбкой Кимберли вспомнил, что перед отъездом одолжил у ван Дорна сто долларов, и теперь, вместе с процентами, это составляло четыре тысячи… Андров откашлялся и сказал:

— Решение относительно вашей дочери зависит только от вас лично, Генри. Но вам следует знать, что к данному моменту все в соседнем доме уже отравлены Карлом Ротом.

Казалось, что Кимберли это совершенно не взволновало.

Тогда Андров продолжил:

— Мы выбрали для этого очень редкий яд, противоядие от которого неизвестно на Западе. Но наше оперативно-техническое управление такое противоядие разработало. Если мы доставим вашу дочь сюда в течение четырех часов, ее можно будет спасти. — Он взглянул на Генри Кимберли. — Посоветуйте мне, как поступить в данной ситуации?

— А как считает ее жених? — поинтересовался Кимберли.

— Ах, молодые люди так переменчивы! — усмехнулся Андров. — Он ее больше не любит, но готов показать ей, как волны будущего способны разрушить ее песочные замки. Я думаю, он хочет оставить ее при себе в качестве служанки. Очень своенравный молодой человек.

— Если вы можете спасти ее без ущерба для всей операции или, — Кимберли кивнул на Калина, — для других сотрудников, тогда действуйте. Но у меня нет желания видеть ее. Если доставите Кэтрин сюда, держите ее от меня подальше.

— Да, встреча с ней может сильно вас расстроить, а вас ждут важные дела, — сказал Андров.

— Пожалуйста, не надо играть на моих чувствах.

— Прошу прощения. — Андров некоторое время внимательно рассматривал Кимберли. После целого месяца, проведенного под одной крышей, бок о бок, Андров так и не смог понять этого человека — его желаний, потребностей, страхов и устремлений. И в то же время Кимберли во многом походил на других западных перебежчиков, которых Андров встречал в Москве: чужие люди в чужой стране, увязшие в своем прошлом. Кимберли отвернулся от Андрова и обратился к Алексею Калину:

— Насколько хорошо вы знаете Питера Торпа?

— Я занимаюсь его делом.

— Он вам нравится? У него действительно ужасный характер, как утверждает Виктор?

Калин ответил уклончиво:

— Видите ли, он немного странный… Но может быть очень обходительным с дамами.

— Это у него наследственное, я имею в виду его настоящего отца, — сказал Кимберли, — а вот его приемный отец, Джеймс Аллертон, к числу дамских угодников не относится. — Он улыбнулся. — Одним словом, мог бы этот человек стать моим помощником?

Калин перевел взгляд на Андрова, и тот ответил:

— Этого человека, в принципе, следовало бы ликвидировать. Но решать его судьбу вам. Давайте вызовем его. И еще нескольких людей, которых вы мельком видели. — Андров нажал кнопку переговорного устройства. — Пошлите их наверх. — Затем широким жестом Андров обвел рукой обширную мансарду, вдоль стен которой располагались различные электронные приборы с мигающими экранами и лампочками. — Мистер Кимберли, — сказал он, — мне неизвестно точное время «Удара», но думаю, что это случится еще до восхода солнца. Видите те два зеленых огонька? Они означают, что в настоящее время мы находимся в высшей степени мобилизационной готовности. То есть «Удар» будет вот-вот нанесен. Когда начнется часовой отсчет, станет мигать третья лампочка. Когда она перестанет мигать и будет гореть постоянно, знайте: до «Удара» остались считанные минуты.

Тяжелая металлическая дверь открылась, и в мансарду зашел очень высокий человек в военной форме. За ним следовал еще один русский, с гладко зачесанными назад волосами, в коричневом костюме. Последним вошел Питер Торп. Русские расступились, пропуская его вперед.

Андров встал и торжественно объявил:

— Майор Генри Кимберли, разрешите представить вам майора Питера Торпа.

Кимберли поднялся и пожал Торпу руку:

— Здравствуйте.

Питер с трудом скрывал удивление. Ведь он полагал, что это человек вот уже сорок лет мертв. Однако ему удалось справиться со своими чувствами. Торп взглянул прямо в голубые глаза Кимберли:

— Очень приятно познакомиться.

Андров бесцеремонно произнес:

— Это может быть последнее приятное событие в твоей жизни, Торп. — На лице у Питера отразились одновременно злоба и страх, но он промолчал.

Андров обратился к Кимберли:

— Генри, вы, видимо, помните этих двух людей. Вот этот — полковник Михаил Карпенко из 8-го управления КГБ, которое, как вы знаете, занимается вопросами обеспечения шифрованной связи. Помещение, в котором мы сейчас находимся, это царство Михаила.

Карпенко, высокий мужчина с лысым черепом, слегка склонил голову в знак приветствия.

— Второй — это Валентин Метков, — продолжил Андров. — Он из системы ПГУ, которое неофициально называют «управление мокрых дел».

Андров жестом пригласил Карпенко, Меткова и Торпа садиться. От его внимания не ускользнуло то, что Карпенко и Метков бросили взгляды на зеленые огоньки, горевшие на дисплее в дальней части комнаты.

— Да, время неумолимо приближается, — сказал он.

Торп заметил, что Алексей Калин, который никак не среагировал на появление Питера, выглядел угрюмым и расстроенным. Он был каким-то помятым, а на щеке у него красовался синяк. Если бы это было в Лэнгли, Торп заключил бы, что Калин попал в переделку при исполнении служебных обязанностей. Здесь же это могло означать, что Калина просто избил его начальник. Питер уже привык к тому, что нравы у русских достаточно крутые. От этих мыслей непривычный комок страха подкатил к горлу.

Андров откинулся на спинку своего кресла. Он нахмурился:

— Итак, Питер, ты пришел сюда, несмотря на то, что тебе было строго-настрого приказано никогда в наших официальных зданиях не появляться. В обычных условиях это можно было бы расценить, как серьезнейшее нарушение правил безопасности. Но, поскольку выяснилось, что «Удар» будет нанесен сегодня ночью, я могу рассмотреть вопрос о снисхождении по отношению к тебе. В том случае, конечно, если ты логично объяснишь причины своего поступка.

Торп покраснел. Во всех предыдущих тайных контактах с русскими именно он всегда занимал наступательную позицию. Его единственная встреча с Андровым два года назад закончилась тем, что Торп прочитал этому русскому нотацию относительно необходимости соблюдения его связными правил личной гигиены. Но теперь ситуация изменилась. Сегодня была последняя ночь, когда Торп был нужен русским и, соответственно, мог выпросить себе право на будущее.

Андров с издевкой продолжил:

— Для человека, который так любит повыступать, ты сегодня что-то очень тихий.

Торп осознавал, что должен держать себя в руках. В то же время, ему нельзя пресмыкаться перед ними. С хорошо взвешенной долей недовольства он произнес:

— Я хотел бы узнать, почему вы не проинформировали меня об изменении времени операции? Я